Здравствуй, душа!. В. В. Зеленский
собой весь механизм психического.
Огромная масса незримого – сны, фантазии, иррациональные побуждения – всегда была частью человеческой психики, но частью бессознательной. Открытие Фрейда привело к тому, что «Я» утратило центральное положение не только во внешнем мире, оно лишилось его и в мире внутреннем. Фрейд, однако, – как и Моисей, с которым он отождествлял себя в последние годы жизни, – лишь довел европейское самосознание до Земли обетованной, но сам туда не вошел. Через свой императив «Там, где пребывает „Оно“, будет „Я“» он так и остался со своего рода империалистическим «Я». Юнг завершил этот переход.
Бессознательное психическое состоит не только из забытых переживаний, оно содержит сам генетический код психического, существовавший еще прежде любого «Я», которое происходит из него, а не наоборот. Этот «код» является общим для всех, он содержит универсальный психический язык, засвидетельствованный мифами, сказками, легендами, патологическими манифестациями, сновидениями. Глубинная его часть в форме коллективного бессознательного объединяет психические свойства всего человечества, как некоего общего целого. На фоне бессознательного психического «Я» съеживается еще более, сопоставление делает его бесконечно малым. В этом отношении я сравнил бы Юнга с Колумбом, «открывшим» реальный образ психического для целой эпохи.
В обобщенном виде, сегодня мы имеем дело с психоцентризмом, который можно определить как неспособность носителя той или иной психологической доктрины признать (кроме своей собственной) валидность и когнитивную ценность других психологических воззрений и теоретических построений. Психологический декаданс, пришедший под видом постмодерна на смену идеологизированному материализму, выявил резко диссонирующие, но, тем не менее, связанные парадоксальным образом крайности. На одном полюсе постылая «трезвость» тоталитарного позитивизма – в частности, пресловутая «теория отражения». На другом – «хмель» психотерапевтического иррационализма, грозящий «эмболией» психической инфляции, эдакий психотерапевтический дионисизм с собственной армией доморощенных неоколдунов и «энергетиков» самых разных мастей. Вкупе с этим в нашей новейшей истории на смену идеологическому академическому универсализму в психологии пришла психотерапевтическая технологизированная локальность.
В сфере психологической мысли естественно полагать, что каждая серьезная психологическая концепция или теория сопряжена со своим особым, только ей присущим языком. Разными предстают перед нами языки психологий Гербарта, Сеченова, Джемса, Дильтея, Челпанова, Фрейда или Выготского. Разные психологические теории оказываются порожденными разными языками. В свою очередь, разные языки обладают разной выразительной мощностью. Конечно, было бы замечательно научиться измерять толковательную силу того или иного языка, но мы этого до сих пор делать не умеем. Для разнообразных нужд мы выбираем наиболее удобные