Роковое совпадение. Джоди Пиколт
минут – сразу наступает очередь другого. Паук сплел причудливую, как макраме, паутину между дровами и забором, у которого они лежат. В одном месте запутанный шелковый узелок размером в десятицентовую монету.
– Это муха. – Коул поправляет на носу очки. – Паук приготовил ее себе на ужин.
– Какая жирная! – восклицает Брианна и наклоняется еще ниже.
Натаниэль стоит, засунув руки в карманы. Он размышляет о мухе, о том, как она села на паутину и увязла, как увяз сам Натаниэль, когда зимой шагнул в сугроб и потерял в жиже под сугробом сапожок. Интересно, а мухе так же страшно, как было страшно Натаниэлю, когда он вытащил из снега босую ногу, – что скажет мама? Наверное, и муха решила, что необходима передышка. Возможно, она замерла на секунду, чтобы полюбоваться на солнце, которое сквозь паутину напоминает радугу, и паук схватил ее, пока она не улетела.
– Спорим, первым делом он откусит ей голову, – говорит Коул.
Натаниэль представляет прижатые к спинке крылья мухи и то, как она билась, запутываясь еще сильнее. Он поднимает руку и рвет паутину – а потом уходит прочь. Брианна закатывает истерику.
– Ты чего! – вопит она, а потом рыдает: – Мисс Лидия!
Но Натаниэль не слушает. Он задирает голову и смотрит на стропила качелей и перекладины гимнастического снаряда, такие же сверкающие, как лезвия ножа. Гимнастический снаряд выше качели на несколько сантиметров. Ухватившись руками за перекладины деревянной лестницы, он начинает взбираться наверх.
Мисс Лидия его не видит. Из-под кроссовок сыплется град крошечной гальки и комья грязи, но он удерживает равновесие. Стоя на верху лестницы, он становится даже выше папы. Он думает о том, что, возможно, позади него на облаке крепко спит ангел.
Натаниэль зажмуривается и прыгает, прижимая руки к бокам, как муха крылья. Он даже не пытается смягчить падение, просто сильно ударяется оземь – потому что физическая боль не такая сильная, как боль душевная.
– Самые лучшие круассаны? – говорит Питер Эберхард, как будто продолжая начатый разговор, хотя я только что подошла к кофейному автомату, у которого он стоит.
– На левом берегу, – отвечаю я.
Мы беседуем, почти не задумываясь. Этот разговор длится у нас годами.
– А чуть ближе к дому?
Мне приходится задуматься.
– У Мейми. – Это закусочная в Спрингвейле. – Хуже всего стригут?
Питер смеется:
– Меня, в средних классах, для фото в школьном альбоме.
– Я имела в виду место, а не человека.
– Ах, тогда там, где Ангелина делает себе завивку.
Он наливает мне чашечку кофе, но я так сильно смеюсь, что проливаю кофе на пол. Ангелина – это секретарша в суде Южной Дакоты, и ее прическа напоминает нечто среднее между свернувшейся клубочком мускусной крысой и тарелкой залитых маслом макарон в форме бабочки.
Такая у нас с Питером игра. Мы начали ее, еще когда оба работали помощниками прокурора в Западном районе, вояжируя между Спрингвейлом