Прерванное молчание. Катя Райт
неожиданностей. Но с этим малым все было понятно. Такие как он, молодые и дерзкие, обычно попадали в тюрьму за угон машины – хотели рисануться перед девочками, или за драку – покалечили в клубе какого-нибудь грубияна. Реже приходилось слышать, что их посадили за изнасилование. Знаете, когда он переспал с кем-то по-пьяни, а потом девчонка стукнула на него копам. Такие бывали истории у парней вроде этого Эрика. Но чаще всего, они просто отвечали, что их посадили за то, чего они не совершали. Да, чаще всего они были не виновны. Послушать заключенных, так в тюрьму только не виновных и сажали! Я смотрел на этого парня и ждал одной из этих историй.
– Я убил своего отца, – вдруг ответил он.
– Ух ты черт! – не сдержался я. – Он, наверное, здорово тебя достал… – на самом деле, я просто охренел от такого ответа.
Я немного помолчал, а потом спросил на всякий случай.
– Ты серьезно?
– Мне было четырнадцать, – кивнул он.
Да, этот Эрик был не прост. И тогда я подумал, что, раз такое дело, скорее всего, он все-таки имеет представление, что его здесь ждет. Я не стал больше задавать вопросов – решил, что сам наведу справки об этом парне.
Ночью он лежал очень тихо, практически не шевелясь. Я иногда только слышал его ровное дыхание. Но могу поспорить, что он не сомкнул глаз. Как бы там ни было, первую ночь в тюрьме почти никто не спит – слишком много мыслей.
На следующий день в столовой Эрик сел за стол один. Я заметил, что за ним наблюдали. Наблюдали почти все отморозки нашего блока. И вот, Бобби из банды этих татуированных засранцев, подошел к Эрику и встал напротив. Мой новый сосед поднял глаза. Бобби медленно опустился на стул и начал что-то говорить Эрику. Я следил за ними, видел, как с каждым словом Бобби мой парень все сильнее сжимал ложку, и решил вмешаться.
– Эй, Бобби, тут занято, – сказал я, отодвигая его поднос своим.
– Даллас, – посмотрел он на меня. – Сядь где-нибудь в другом месте. Не видишь, мы разговариваем с новичком!
– Я хочу сидеть здесь, Бобби! Не груби старшим и свали.
Я мог позволить себе так разговаривать даже с отморозками вроде Бобби. Меня не трогали – я был здесь слишком уж нужным человеком. Меня уважали, потому что в свое время я завел на воле нужные знакомства. Бобби уступил мне место и сел за столик к своим дружкам.
– Не нарывайся лучше на этих типов, парень, – сказал я Эрику.
Он кивнул, и я рассказал ему еще о паре десятков тех, кому не стоило смотреть в глаза, и о дюжине тех, с кем не стоило даже разговаривать, и еще о тех, кого следовало опасаться в любом случае. Эрик ничего не говорил. Я заметил шрамы на его руках и спросил, не из тех ли он ребят, что постоянно хотят отправиться на тот свет. Я не хотел бы однажды проснуться в камере с трупом. Парень заверил, что оставил эту затею. Но я знал, что эти заверения ничего не стоили – поводов возобновить попытки у него в ближайшее время найдется немало.
– Тебя, вроде как, не трогают? – наконец спросил