Хроники Фруктовой революции. Марк Герер
еще раз. Я подполз к окну и в бредовом состоянии просидел там до самого утра.
Когда рассвело, я увидел, что дверь в комнате все-таки есть. Массивная, оцинкованная дверь с глазком. Плотно пригнанная к стене, без ручки и замка. Видимо, она запиралась снаружи на засов. Возле двери стояло ведро. В ведре была морковка.
Я не знал, где я, кто меня похитил и зачем мне оставили полное ведро морковки. Слишком жутко, чтобы походило на розыгрыш. Слишком странно, чтобы было правдой. Я не орал, не разбивал в кровь кулаки об дверь. И совсем не потому, что взял себя в руки или приготовился умирать.
У человека за большинство реакций отвечает мозг рептилии. Он дремлет и в случае опасности мгновенно принимает решение – нападать или бежать. У меня была еда, я сидел в теплом сухом помещении, и моей рептилии ничего не угрожало.
Прошла неделя, я отмечал дни, складывая под окном кусочки морковки. Я хладнокровно подсчитывал, насколько ее хватит. Сильно хотелось пить. Первые дни я дико переживал, как плохо сейчас моей маме, как она переживает из-за того, что я пропал. На второй неделе жалость сменилась завистью – она в любой момент может открыть кран и попить.
Через десять дней морковка кончилась, как я ее ни экономил. Я лежал в позе эмбриона и думал о своем будущем ребенке. У Риты шла одиннадцатая неделя беременности. В голове вдруг щелкнуло – на этом сроке у ребенка появляется обоняние.
Ночью, когда я лежал в отключке, в ведре появилась вода. Я не слышал, как открывалась дверь. Словно вода просто материализовалась из воздуха. Я пил и чувствовал животную радость. Меня переполняла благодарность к своим похитителям. Они не оставили меня, они заботятся обо мне. Пусть извращенным способом, но заботятся.
Воду нужно было экономить. Пять глотков на рассвете и пять, когда стемнеет. Мир исчез. Даже во сне я больше не покидал свою ореховую скорлупку. Когда появилась вода, я стал мучиться бессонницей. Хотя раньше постоянно отрубался. Я пялился на ведро с водой и вел бесконечные подсчеты, насколько мне ее хватит.
Через пятнадцать дней я сорвался. Когда стемнело, я, как обычно, хотел сделать пять глотков, но не смог остановиться. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Минус день. Минус два дня. Три. Четыре. Пять. Вода кончилась. Ее оставалось на пять дней. Мне стало душно. Я с трудом поднялся и поковылял к окну. Нужно было несколько глотков свежего воздуха. В животе плескалось. Я не сделал и пары шагов, как меня вырвало. Я успел подползти на четвереньках к ведру, как меня вырвало второй раз. Теперь воды было дня на два. Я равнодушно делал законные пять глотков утром и пять вечером и отползал от ведра.
В книжках часто пишут, как люди, вынужденные голодать, грезят о деликатесах. Со мной такого не было. Я довольствовался тем, что было. Пил воду, смешанную с собственной блевотиной, и ничего вкуснее быть не могло. Возможно, у меня атрофировались рецепторы или сработал какой-то защитный механизм. Рептилия полностью подчинила личность, и ничего человеческого