У нас будет ребёнок! (сборник). Дмитрий Емец
а Снегурочка уже валится на руки носатого скомороха, сворачивается в комок и легонько скулит. Мы тащим ее за елку. Миша, Дед Мороз, скороговоркой – мне: «Мы с Машей ребенка ждем, а тут вот»… На белых колготках Маши расплываются красные пятна. Я набираю номер Бориса Семеновича и начинаю кричать про Снегурочку, кровь, снегопад. Миша лепечет:
– Двадцать одна неделя! Гемоглобин отличный – вчера только в поликлинику ходили.
Доктор Борис Семенович ничего не понимает. И не слышит. У него были тяжелые роды – с двойным обвитием пуповины – а чего вы хотите? Дышите черт знает чем, вот и ребенок карусель устраивает. Доктор Борис Семенович пугается, что со мной что-то не так. Он вопит, заглушая завывания вьюги и все песни про елочку:
– Где ты?
Я объясняю, где я. И где Снегурочка. И снова – про кровь, недели и гемоглобин.
Доктор Борис Семенович сообщает, что бы он со всеми нами сделал и каким образом. И требует везти Снегурочку к нему. Он диктует адрес Мише, который, задрав голову, смотрит на колхозницу со снопом и бормочет истово:
– Дорогая Богородица, спаси и помилуй.
Потом Борис Семенович повторяет адрес еще раз и еще раз, пока Миша не отвлекается и начинает отвечать обычным тоном. Маша уже лежит на заднем сиденье машины и слушает, как я твержу, что все будет хорошо. Маша мне верит. А я верю доктору Борису Семеновичу.
А потом я звоню Женьке. По городскому – долгие гудки, по мобильному – абонент вне зоны действия сети. Наверное, он до сих пор в Индии, ездит на слоне, кормит орехами обезьянок, скачущих по балконам его отеля, и ищет мне сережки, чтобы звенели на ветру.
Я пришла на работу в четыре вечера. В зале-лабиринте с прозрачными перегородками, стеллажами и шкафами тоже было холодно. Сотрудники сидели в куртках, шарфах и перчатках, напоминая беженцев на вокзале, которые вот-вот ринутся штурмовать то ли поезд в Москву, то ли пароход в Константинополь. От старых обогревателей пахло паленым пластиком и краской, отчего меня привычно стало тошнить, хотя токсикоз закончился еще в конце весны. Охранник Эдик шепотом сообщил, что Сергей Сергеевич с утра в плохом настроении. Шофер и курьер Паша, оторвавшись от изучения репортажа о матче «Спартака» и «Рубина», предположил, что хозяин вчера никак не мог угомониться и после посещения квартиры офис-менеджера Зоиньки, проживающей в Бирюлеве, пожелал ехать на Маросейку есть чебуреки с бараниной, угощал его, Пашку, и сетовал на суету своей жизни и отсутствие творческих порывов. Плоды порывов Сергея Сергеевича были щедро представлены во всех кабинетах и коридорах нашей конторы – солидные полотна в золоченых богатых рамах. Картины радовали глаз и веселили душу белоснежными березками, зелеными лужками, лазурным небом и сахарными храмами с ярко-желтыми куполами.
– Опаздываешь? – укорил меня охранник Эдик.
– Ей все сейчас можно, – разрешил водитель Паша.
И я, погладив живот, проплыла в свой закуток, где сладко-зефирная