Жизнь переменчива. Рассказы. Анна Вислоух
Тортилой, нашедшей золотой ключик, но не сумевшей отыскать заветную дверцу и открыть её…
Чтобы скоротать долгие осенние вечера, оставшиеся свободными от добывания так необходимой родному государству сахарной свёклы, они с Викой начали писать роман под названием «Заяц в детстве не труслив». Это был роман о зайцах, об их нелёгкой судьбе и разных жизненных коллизиях, из которых они всякий раз с честью выходили. Закончить его им не удалось: всё то же родное государство наконец-то вспомнило, что будущим инженерам неплохо было бы в свободное от полевых работ время посидеть и на лекциях, чтобы набраться инженерного ума-разума и применить его потом на благо опять же государства. Поэтому их всех срочно вывезли в город, невыковырянная свёкла осталась в поле, а вместе с ней туда вмёрзло Женькино детское чувство влюбленности во всех и каждого, и стала проступать, освобождаясь от пелёнок, какая-то житейская мудрость и определённость. Хотелось чего-то высокого и чистого. Очень высокого и очень чистого. Не было ни того, ни другого.
Мишу она впервые увидела в автобусе, который вёз только что испеченных первокурсников на сбор огурцов. Сидели рядом, перебросились парой фраз – он был с другого факультета, и Женьку не заинтересовал. Она тогда только что «нарисовала» новое лицо: мужественное, с резким грубым носом и жёсткими губами, ориентировалась на него и вокруг никого не замечала.
В тот момент, когда он окликнул её у института, Женькина замёрзшая было в свекольном поле детсадовская восторженность вот уже полгода как оттаяла и настойчиво давала о себе знать прежним, забытым состоянием лёгкой увлечённости, требовавшим какого-то выхода в виде необременительного романа.
Он поцеловал Женьку на третий день их нового знакомства. Стоял рядом, что-то говорил, вдруг замолчал, и когда она удивленно оглянулась, взял её лицо в ладони, притянул к себе и закрыл своим ртом Женькины губы, на которых так и застрял невысказанный вопрос.
– Ты пахнешь молоком, – Миша уткнулся носом в Женькину шею, и пока она, ошеломлённая, думала, как ей положено отреагировать, снова тихо прикоснулся губами к её губам – как-то по-другому, словно нарочито неумело.
– Я молоко не люблю, – пробормотала Женька, так и не определив свою линию поведения и решив оставить это на потом. Она словно видела себя со стороны и пыталась примерить на себя это новое состояние, как перед зеркалом примеряют только что купленное платье.
Она стала ждать встреч с Мишей, все глубже проникаясь осознанием того, что ждёт и не его вовсе, а того момента, когда он возьмёт её лицо в свои ладони и закроет своими губами её вопрошающий рот, и все вопросы превратятся в ответы и закивают, как китайские болванчики: «Да! Да! Да!» Женька не могла определить своего отношения к этому парню, долго копаться в себе не хотела – боялась доковыряться до чего-то болезненного и стыдного, а потому