Выжженный плацдарм. Александр Тамоников
соседка.
Нарисовался улыбчивый Фомин. Приятели оформили маленькую бутылочку коньяка. Служба терпела, на завтра обещался выходной. Хорошо сидели, из ниоткуда возникла вторая бутылка.
Друзья вспомнили училище, после которого Фомин уехал в Питер. Олег же перебрался в Донецк, где успешно женился и так же благополучно развелся. Он служил верой и правдой на благо украинского государства, но весной 2014 года это дело ему смертельно надоело. Он подал рапорт об увольнении, дабы не чувствовать себя предателем, поправшим присягу.
К финалу заговорили о женщинах. Прошлись по Даше, убывшей на дежурство, по пассиям Фомина.
Вдруг Андрюха хлопнул себя по лбу, даже побледнел и заявил:
– Мама дорогая, Олег!.. Такие цыпочки в госпитале пропадают! Я же обещал Оксанке, что забегу! Все, приятель, собираемся, здесь недалеко. Поздравим девушек с грядущим двадцать третьим февраля, посидим. Зайдем по пути на склад, гостинцев сообразим. Только сразу тебя предупреждаю! – Андрюха сделал лицо отпетого заговорщика. – В Оксанку по уши влюблен лично начальник артиллерии объединенной группировки подполковник Стояк Виктор Викторович. Всячески обхаживает ее, навещает, подарки дарит, тащит в кровать. Девочке не очень нравится это внимание – даже фамилия его не особо вдохновляет, но приходится терпеть. Так что будем осторожны. Нам ведь ни к чему гнев вышестоящего начальства, верно? – Фомин заговорщицки подмигнул и продолжил: – А твоя Даша ни о чем не узнает. Мы ей не скажем. Это даже не измена, согласись, приятель?
Относительная трезвость вернулась к Олегу лишь на улице, но отступать было поздно. Дал согласие – теперь мучайся!
Девчонки попались смешливые и интересные. Пили и не особо пьянели. Ах, мужчины, вы такие обходительные, так красиво подкладываете закуску и подливаете коньяк! Их глаза откровенно смеялись, но компания военных была им абсолютно не в тягость.
Тему подполковника Стояка кавалеры решили не заострять. Дело тонкое. Стоит помянуть черта…
– Андрей, а вы откуда приехали? – спросила черненькая Олеся, а сама украдкой косила глаза на Олега.
Она все делала правильно, то невзначай поправляла сбившуюся прядь, то облизывала губы. А после третьей рюмки как бы не нарочно подвинулась по скрипучей кушетке поближе к Нестеренко, коснулась его плечом. Но он еще не дошел до той кондиции, чтобы отринуть угрызения совести, изгнать из головы лицо женщины, у которой снимал комнату.
– Местный я, Олеся, – небрежно ответил Фомин, а сам поедал глазами умопомрачительные выпуклости Оксаны, которые вдруг, как по щучьему велению, стали еще округлее, а взор ее обрел маслянистость. – Мы с Олежкой из Харькова, учились там, служили. Он в Украине остался, а я уехал на заработки в Россию. Может, слышали про такой маленький портовый городок – Петербург?
Девчонки смеялись. Интеллект у них, возможно, был и не профессорский, но в географии они не плавали и с чувством юмора дружили. Болтали о какой-то ерунде, ели, пили. Олег не налегал, держался в форме, но чувствовал,