Аура (сборник). Карлос Фуэнтес
твою потную ладонь, переворачивают ее, тянут к подушке, и твоя рука, пытаясь освободиться, скользит по кружевной наволочке.
– Меня зовут Фелипе Монтеро. Я по вашему объявлению.
– Я уже догадалась. Извините, здесь негде присесть.
– Все в порядке, не беспокойтесь.
– Ну хорошо. Будьте так добры, станьте в профиль. Мне вас плохо видно. Повернитесь к свету. Вот так. Прекрасно.
– Я прочел ваше объявление…
– Разумеется. Прочли и посчитали, что справитесь, не так ли? Avez vous fait des études?[2]
– A Paris, madame.
– Ah, oui, зa me fait plaisir, toujours, toujours, d’entendre… oui… vous savez… on était tellement habitué… et aprиs…[3]
Ты отходишь чуть в сторону, чтобы не загораживать свет, и теперь отблески серебра, стекла и пламени свечей падают на шелковый чепец, из-под которого выбиваются совершенно белые пряди, на лицо, до того старое и морщинистое, что оно выглядит младенческим. Высокий белый воротник, застегнутый на все пуговицы, доходит до самых ушей, целиком скрывая шею; тело укутано простынями и одеялами, на плечи накинута шерстяная шаль, так что ты можешь созерцать лишь бледные руки, покоящиеся на животе, да сморщенное личико старухи. Ты почтительно смотришь на нее, пока кролик не затеет возню, что позволит тебе отвести взгляд и окинуть украдкой ветхое одеяло из красного шелка, усеянное хлебными корками и крошками.
– Давайте перейдем к делу. Мне недолго осталось жить на этом свете, сеньор Монтеро, и потому я напоследок решила пожертвовать своим покоем и дать это объявление в газету.
– И я на него откликнулся.
– Совершенно верно. Следовательно, вы согласны.
– Но мне хотелось бы прежде выяснить кое-какие подробности…
– Конечно. А вы, оказывается, любопытны.
Смутившись, ты машинально переводишь взгляд на ночной столик, где громоздятся разноцветные пузырьки, стаканы, алюминиевые ложки, коробочки с порошками и пилюлями. Несколько стаканов с остатками беловатой жидкости стоят прямо на полу— там, куда смогла дотянуться рука этой старой женщины, распростертой на низкой кровати. Только сейчас, когда с нее спрыгнет кролик и тут же растворится в темноте, ты заметишь, что кровать эта едва возвышается над полом.
– Я буду платить вам четыре тысячи песо.
– Да, я прочел в сегодняшнем объявлении.
– А, значит, оно уже вышло?
– Да, вышло.
– Речь идет о записках моего мужа, генерала Льоренте. Их необходимо привести в порядок, прежде чем я умру. Они непременно должны быть изданы. Я так решила недавно.
– А сам генерал… Он что, не в состоянии…
– Он скончался шестьдесят лет назад, сеньор. Это его незавершенные мемуары. Их следует дополнить, пока я еще жива.
– Да, но…
– Я вам все расскажу. Вы освоите манеру моего мужа. Вам достаточно будет свести воедино и прочесть его записки, чтобы проникнуться очарованием этого прозрачного слога, этого…
– Понимаю.
– Сага,
– Вы учились где-нибудь?
– В Париже, мадам.
–О, для меня такое наслаждение слышать эту речь, всегда, всегда… да… вы понимаете… я так привыкла… а потом…