Марксизм как стиль. Алексей Цветков
хоть и условно разделенный. Среди марсиан Богданова так же царит бисексуальная стертость полов и коммунистическая полигамия. В их языке вообще нет мужского и женского родов. Марсиане, чтобы омолаживать и оздоравливать друг друга, постоянно меняются кровью, переливая её. Сознание утописта нащупывает что-то, что разобщает людей на более глубоком уровне, нежели частная собственность. Частная собственность оказывается следствием разделения на мужское и женское, которое должно быть снято в утопии, и вообще неравенство и конкуренция коренятся в разделении людей на отдельные тела. Молоко Казановы это всё же коммунизм общего удовольствия, но Богданову нужен коммунизм общей физиологии, общего тела, неделимой энергии в общей венозной системе бесклассового народа «сочеловеков».
Богданов – один из первых идеологов искусственного интеллекта. У марсиан есть мыслящие машины. Они непрерывно обрабатывают данные и фактически заменяют марсианам правительство, составляя общий план их жизни. Этот рукотворный разум, выполняя роль пастыря в Небесном Иерусалиме, производит для марсиан и новые термины, понятия, слова. У Казановы всё было проще – язык «мегамикров» волшебный, потому что это язык Адама до грехопадения и кто знает его, тот способен магически управлять всеми вещами.
Загруженный в машину марсианский интеллект есть всеобщий и чистый Разум, отдельный от коллективного тела. В «Матрице» и «Терминаторе» похожая ситуация превращается в военный конфликт между автономным духом машин и общим телом человечества. Коммунизм машин начинает революционную войну против старого мира людей. Разумный инструмент восстает против глупого создателя. Но в утопии Богданова нет такого противоречия. Править и служить – одно и тоже в новом бесклассовом обществе, мозг которого автономен и не принадлежит никому. К тому же, восстание машин исключено по той причине, что они не имеют врожденного инстинкта жизни и им всё равно, существуют они или нет.
На бесклассовом Марсе есть телевидение, космические корабли на ядерных реакторах и «объемное кино». Пессимистичным ответом на «Красную звезду» станет «Аэлита» Толстого, где сходные по техническому развитию марсиане, запутавшись в войне цивилизаций, угасают в наркотическом дыму и никакая революция уже не возможна.
У богдановских марсиан огромные глаза и треугольные головы. Но чтобы не выделяться среди людей, на земле они носят маски с местными лицами, решая между собой, есть ли у нас шанс развития или мы – тупиковая ветвь, которую нужно безболезненно отсечь и забрать себе эту планету со всеми её ресурсами? Этот вопрос явно отсылает нас к Уэллсу, «марсиане» которого в «Войне миров» были простой иллюстрацией британского империализма, обращенного против самих британцев т.е. вывернутого наизнанку. Вернувшись с Марса, герой «Красной звезды» чувствует невыносимую космическую ностальгию. В 1920 году Богданов пишет поэму «Марсианин, заброшенный на землю». Одним из первых он воплотил в своей фантастике эту новую форму интеллигентского