Третий рейх на наркотиках. Норман Олер
С помощью химии он пытался раздвинуть границы возможного, хотя уже не мог. Больше ему это не удавалось: «Полный упадок сил перед совещанием и инспекцией»[114]. Ранке был не единственным, кто оказался между жерновами тягот войны и последствий употребления первитина. Из его корреспонденции тех дней явствует, что многие офицеры принимали стимулятор, чтобы успешно справляться со своими обязанностями.
Эта тенденция затронула не только военную среду. Третий рейх захлестнула эпидемия увлечения первитином. Им увлекались женщины климактерического возраста, которые «сосали эти таблетки, словно леденцы»[115], молодые матери, принимавшие метамфетамин, чтобы заглушить послеродовую депрессию, вдовы, искавшие элитных партнеров через брачные агентства и пытавшиеся с помощью стимулятора избавиться от волнения при знакомстве с ними. Сфера применения первитина разрослась сверх всякой меры. Его давали при родах, назначали в качестве лекарства от морской болезни, страха высоты, сенной лихорадки, шизофрении, всевозможных фобий, депрессии, апатии, нарушений деятельности мозга. Отныне, когда у немца появлялись какие-либо проблемы со здоровьем, он все чаще хватался за сине-бело-красные трубочки[116].
Поскольку с началом войны кофе стал большим дефицитом, за завтраком, в качестве взбадривающего средства, его нередко заменял амфетамин. «Вместо того чтобы накачивать первитином пилотов бомбардировщиков и саперов, его можно было бы использовать для предотвращения искривления позвоночника у учеников средней школы, – писал Готфрид Бенн об этих временах. – Возможно, данное утверждение кому-то покажется странным, но это всего лишь естественное продолжение старой как мир идеи. Будь то ритм, наркотики или аутотренинг – человек любыми способами стремится облегчить невыносимые тяготы жизни»[117].
В конце осени 1939 года Имперское управление здравоохранения отреагировало на ставшую неуправляемой ситуацию. Статс-секретарь Лео Конти, занимавший пост имперского руководителя здравоохранения, пытался, хотя было уже довольно поздно, помешать тому, чтобы «целый народ подпал под влияние ядовитого дурмана»[118]. Он указывал на то, что «последующие негативные реакции ставят крест на благотворном эффекте стимулятора». Ратуя за ужесточение законодательства, в своем обращении к Министерству юстиции он выразил «озабоченность по поводу того, что из-за терпимого отношения к первитину целые группы населения могут утратить дееспособность […]. Тот, кто принимает первитин, чтобы снять усталость, медленно, но верно разрушает свое физическое и психическое здоровье, что в конце концов неизбежно приведет к полному коллапсу».
Он также обратился с призывом, типичным по стилистике для национал-социалистской пропаганды, к своим соратникам в борьбе с наркотиками: «Важность момента требует запретить каждому немецкому мужчине, каждой немецкой женщине предаваться сомнительным удовольствиям. Личный пример отказа
Ebenda, запись от 19 ноября 1939 года. S.16.
Kramer Eva. Die Pervitingefahr // Münchener Medizinische Wochenschrift. Bd. 88. Heft 15, 1941. S. 419 ff.
Liebendörfer. Pervitin in der Hand des praktischen Nervenarztes // Münchener Medizinische Wochenschrift. Bd. 87. Heft 43, 1940. S. 1182.
Benn, a. a. O. S. 317.
Bundesarchiv Berlin R 22/1475. Bl. 395. Конти – Имперскому министерству юстиции, 21 октября 1939 года; оттуда две следующие цитаты.