В них и язык, и душа, и свобода. Русь в древних текстах. Владимир Леонов
(Деян. 9: 17—18). Савл, видный фарисей и гонитель христиан, был поражен слепотой от Бога и прозрел, принимая крещение, после чего он становится апостолом Павлом. Эта реминисценция приводит читателя к сопоставлению двух исторических лиц, апостола Павла и князя Владимира. Обращение и дальнейшая проповедь первого начинает рассматриваться как прецедент к деятельности Владимира. Не случайно в русской средневековой книжности князь Владимир величается как «равноапостольный»: соответствующий концепт уже заложен в Повести.
Другое сопоставление организуется при помощи интерпретации крестного имени княгини Ольги: Елена. Это имя матери византийского императора III века Константина, который сделал христианство в Византии государственной религией. Под 1015 годом, воздавая хвалу Владимиру, летописец прямо говорит: «То новый Константин великого Рима; как тот крестился сам и людей своих крестил, так и этот поступил так же». Родственная пара Елена – Константин в византийской истории (мать – проповедница христианства, сын – креститель) находит параллель в истории русской, хотя и с добавлением расстояния в одно поколение родства: Ольга – бабка, Владимир – внук. За счет этого приема византийская история начинает выглядеть как своего рода прецедент для русской; а русская, в свою очередь, как новая версия и продолжение византийской.
Нетрудно заметить, что последнее сопоставление дает почву для историософских интерпретаций мессианского характера: о неком избранничестве, или особом историческом пути Руси. Византийская история продолжается в русской, то есть Русь принимает эстафету мирового христианства. Это та самая идея, которая спустя почти пятьсот лет оформилась в известную концепцию «Москва – третий Рим» у старца Филофея и идеологов эпохи Ивана Грозного.
Содержание этой концепции основано на идее «странствующего царства». Согласно этой идее, на земле всегда есть только одно подлинное, «от Бога», царство. Первой столицей этого царства был Рим. После его падения земное царство переместилось в Византию, столицу которой, Константинополь, так и называли: второй Рим. После падения Константинополя в XV веке крупнейшей православной землей стала Русская земля, впоследствии стремительно централизовавшаяся вокруг Москвы и превратившаяся в национальное государство. Поэтому на Руси возникло представление, что «Москва – третий Рим, а четвертому не бывать».
Первоначально эта концепция имела апокалиптический характер: не бывать не потому, что московское христианство самое лучшее и в силу этого окончательное; а просто потому, что времена заканчиваются. Ведь тогда со дня на день ждали конца света. И лишь впоследствии, в XVII столетии, эта концепция приобрела черты имперской идеологии, в каковом прочтении бытует в отдельных кругах и поныне.
Корни этой концепции, пережившей новый расцвет во второй половине XIX – начале ХХ столетия, как видим, находятся у самых истоков русской