Стрелецкий бунт. Роман. Вера Гривина
вы чего хотите? – недоуменно спросила Татьяна Михайловна.
– Потолковали бы вы, царевны, с отцом нашим духовным, – предложил Шереметев.
– О чем? – разом спросили обе царевны.
– Пущай бы он не торопился с крестным целованием, – ответил князь Черкасский.
– Как же не торопиться? – изумилась Софья. – Вы ведь уже поцеловали крест сыну Натальи!
– Покуда крестное целование не вышло из Кремля, еще можно что-то изменить, – сказал князь Одоевский. – Следовало бы собрать Земский собор и на нем решить, кого царем ставить – Ивана Алексеевича али Петра Алексеевича. Иначе получается беззаконие. Молвите о том патриарху!
– Сами и молвите! – сердито бросила Софья.
– Верно! – поддержала племянницу Татьяна Михайловна. – Девицы государственными делами не занимаются!
Шереметев развел руками.
– Нас патриарх не станет слушать.
Софья задумалась: с одной стороны она более всего на свете хотела помешать беззаконию, с другой – ей это было непросто, учитывая ее предыдущую затворническую жизнь. Видя ее колебания, князь Черкасский сообщил:
– Слух прошел, что Матвеев в Москву ворочается.
Его черные глаза вновь засверкали.
– Ах ты, Боже мой! – воскликнула Татьяна Михайловна.
– О нем я забыла, – прошептала Софья упавшим голосом.
Сын мелкого дьяка, Артамон Сергеевич Матвеев сумел, благодаря своему уму, а еще более честолюбию, стать главным советником государя Алексея Михайловича. Когда же овдовевший царь решил опять жениться, Артамон Сергеевич развернул бурную деятельность, продвигая в царицы дочь неродовитого сына боярского, Кириллы Полиектовича Нарышкина, Наталью. Восемнадцатилетняя дочь Нарышкина попала на смотр царских невест, как дальняя родственница жены Матвеева, что не соответствовало действительности, ибо юная Наталья была лишь воспитанницей Евдокии Григорьевны Матвеевой, урожденной Хомутовой12. Но, учитывая положение Артамона Сергеевича, никто не решился публично выразить сомнение в его родстве с Нарышкиными. Продвижение Натальи в царицы оказалось делом нелегким, так как Алексею Михайловичу вдруг понравилась девица Евдокия Беляева. Однако Артамону Сергеевичу удалось преодолеть неожиданно возникшее препятствие. Семейство Беляевых было оболгано, Евдокию изгнали с позором из царских палат, а Наталья попала-таки в государыни, после чего на Матвеева и всех Нарышкиных, посыпались царские милости. Артамон Сергеевич поднялся так высоко, что иноземные послы стали называть его «канцлером».
Благоденствие близких Натальи Кирилловны закончилось со смертью Алексея Михайловича. Матвеев, правда, продержался еще некоторое время при Федоре Алексеевиче, однако, в конце концов, царь сослал бывшего «канцлера» в холодный Пустозерск13, откуда его потом перевели за реку Клязьму, в селение Лух, чему способствовала первая жена Федора Алексеевича, царица Агафья Семеновна Грушецкая.
«Ох зря царица Агафья вступилась за Матвеева, – подумала
В XVII веке Хомутовы объявили себя потомками шотландца Гамильтона, поступившего на московскую службу в начале XVI века (никаких иных доказательств, кроме их слов, нет) и стали называть себя Гамильтонами.
Пустозёрск – город находившийся с конца XV века в нижнем течении Печоры, который сейчас уже не существует.