Три поколения. Художественная автобиография (первая половина ХХ века). Гавриил Яковлевич Кротов
за кусок чёрного хлеба ты не забывала о радости детей. Как она доставалась тебе, ты не говорила.
На рождество приготовлен мясной пирог, испечён белый хлеб, мать не хочет, чтобы её дети встретили праздник хуже всех. Пусть это унесёт последние скудные сбережения и запасы, пусть ради этого придётся проработать много часов, но у неё есть последняя гордость:
– Мы не нищие.
Мать никогда не простит, чтобы её дети приняли от кого-либо кусок. Бедность имеет свою гордость. Ганя готов был украсть, но не взял бы ничего от людей. Но гордость не уничтожает зависти. А как не завидовать? Если на дворе дети, прежде всего, начинали хвастать:
– А у нас на рождество торт готовят вот такой.
Зависть наполняла сердце злобой к богатым, но зависть будила и мечту о том, что когда-нибудь (Ганя не представлял, каким образом это произойдёт) он будет сильным и богатым, тогда он… ну, тут уж фантазия закусывала удила и несла седока через пень— колоду.
А пока приходилось любоваться с печки украшенной ёлкой. Малыши просили конфетку, смешно произнося непривычное слово, Настя или Ганя, умилившись своеобразной орфоэпией, отважно соскакивали с печки, срывали конфетки и раздавали малышам, но повторение таких операций не способствовали украшению ёлки, и скоро на ней остались только цепи, склеенные из разноцветной бумаги.
Гане разрешила мама сходить христославить только к хозяину дома. Ей казалось это тоже формой нищенства
Боже мой! Как тепло, чисто и уютно в просторных комнатах купца Здорова. Стол уставлен едой и винами, ёлка украшена дорогими игрушками. Всё это обжигает завистью, но он стоически отказывается от огромного куска пирога и сдобных булочек, пробормотав, глотая слюну:
– Мы – не нищие.
Приняв «гонорар» за пение, убегает домой. Он долго рассказывает Насте о чудесной ёлке, а своя уже кажется уродливой, увешанной неуклюжими игрушками. Праздник отравлен ядом зависти голодного человека, хотя и принесла хозяйка узелок с печеньем, булочками, пирогами, но ведь это – не наше. Когда мать и Настя уходят в гости, Ганя плачет тихими слезами зависти, но они не смывают яда злобы. Хорошо ещё, что мир ограничен этими промёрзшими стенами. Пасха была ещё более тяжёлым испытанием, потому что тогда каждый мог показать всё лучшее, чваниться и гордиться одеждой, едой, подарками и деньгами.
Общее ликованье, красота и обилие казались злой насмешкой над бедностью Клавдиной семьи.
Нет, в будни лучше! Всё прячется в серую скорлупу, не выставляется на показ богатство. Тогда можно погрузиться в сказочные книги и мечты. Это отрывает от серой, скучной жизни.
В компании с детьми Ганя был несмелым и замкнутым. Ему тяжко было переносить насмешки над его одеждой и бедностью, да ещё не забыли люди, что отец его сидел в тюрьме и продал Россию жидам и немцам. В отместку за это Ганя иногда выкидывал злые шутки, но чаще играл отдельно, с малышами. Тут он был организатором увлекательных игр: они плавали на кораблях, бродили с ружьями по джунглям густого бурьяна, воевали с немцами, а вечером он рассказывал сказки, прочитанные или слышанные от матери, разбавленные собственной фантазией.
Редиска
Бывает,