Три поколения. Художественная автобиография (первая половина ХХ века). Гавриил Яковлевич Кротов
будет только для аристократии. Цена билета – сто песет, количество билетов – сто штук.
– Я не узнаю вас, маэстро. Вы всегда любили народ.
– Значит, в данном случае это будет не любовное свидание. Вот текст афиши.
– Маэстро здесь… Вы, очевидно, ошиблись…
– Нет, это ошибся Дон Мигуэль дель Алонсо.
– Но тут написано, что будет исполнено на сабо…
– Да, это так.
– Оригинально, но…
– Они заплатят за сабо не тысячу, а сотни тысяч песет.
Билеты были распроданы заранее. Желающих было больше, чем билетов, и их перепродавали по 250—300 песет. Зато в зале находился цвет аристократии.
Каждая пьеса маэстро награждалась бурей аплодисментов. Наконец, был объявлен последний номер. Зал замер в напряжении.
– Синьоры, в день моего пятидесятилетия один из породистых невежд решил подшутить надо мной и прислал мне мои сабо, которые я носил сорок лет тому назад. Вот один из них… Да, они некрасивы и, смею вас уверить, неудобны для того, чтобы носить на ногах. А теперь посмотрим, что можно сделать из этих сабо. И он вынул новенькую скрипку.
– Из второго я сделал скрипку и сыграю вам гимн человеческому разуму…
– Чезаре, вот это мой вам свадебный подарок. Это – откуп от военной службы, а это поможет вам свить гнёздышко. И не стыдитесь носить сабо.
Скрипка пана Шило
Однажды под вечер Ганя заглянул в комнату Яна, но сразу заметил, что Яну не до него. Он был чем-то сильно встревожен. Между Яном и Шило шёл разговор, смысл которого Ганя понять не мог. Ян о чём-то просил, настаивал, горячился. Шило широко шагал по комнате, наконец, он остановился, глянул в высокое окно и что-то резко крикнул Яну. Тот поспешно кинулся к постели, вынул из-под изголовья чемодан и открыл его, осторожно взял из футляра скрипку и бережно, как спящего ребенка, подал её пану Шило. Тот поспешно схватил скрипку. Его белые, длинные пальцы судорожно пробегали по струнам, пробуя настройку, потом он приложил скрипку к плечу и придавил её острым подбородком. Он долго глядел куда-то вдаль невидящими глазами, словно видел что-то громадное сквозь эти серые стены. Вот его рука медленно подняла смычок, тихонько коснулся струн, и тихий, чистый звук разрезал тишину.
Скрипка плакала.
Была ли это музыка? Нет. Казалось, что плачет человек, потерявший всё, обречённый на муку. Музыка не только задевала слух, но электрическим током проходила по телу, захватывала дыхание, вызывала жгучие скупые слезы. Нет, это было какое-то волшебство, злая пародия на музыку-спутницу радости и веселья.
Пожарники, сидевшие на лавочке возле каланчи, первые прекратили смех, подошли к окну камеры и замерли в недоумении. Остановилась какая-то кухарка, потом чиновник, студенты, и вскоре около окна собралась толпа. Здесь были офицеры и аристократы, рабочие и купцы, грузчики и солдаты.
Музыка неожиданно прекратилась на высокой ноте. Шило резко положил скрипку на стол и бросился на кровать. Его костлявые плечи судорожно вздрагивали. Ян приказал Гане идти домой и кинулся к своему товарищу.
Через