Три поколения. Художественная автобиография (первая половина ХХ века). Гавриил Яковлевич Кротов
поди полопай щербы-те. Чай замучалась рожамши.
Варвара глянула на него счастливыми глазами. Она готова была перенести любые муки, чтобы видеть ласку близкого ей человека.
При свете костра они смотрели на сына.
– Целовек, поди, будет, – мечтательно произнес Василий, а Варвара крепко прижала к себе это родное тельце, пахнущее молоком и хлебом.
Зимний вечер
Томительно тянутся зимние вечера. За окнами шумит пурга, тянет свою безрадостную, как жизнь, песню.
В светце горит лучина, слабо освещая лицо женщины, которая прядёт бесконечную нить и поёт заунывную песню, обидно гармонирующую с обстановкой и самой жизнью.
Яшка примостился на печи, свесил свою вихрастую голову и слушает песню матери.
– Мам, а мам, расскажи про деда-горбунка.
– Спи, пострел! Ночь уже, – ворчит мать. Но сквозь суровый ответ проскальзывает нотка нежности.
– Жил это дед-горбун. Маленький-маленький. А жил он под сырой землей, и знал он и ведал про все клады, сокровища несметные…
Вдруг в сенях послышались тяжёлые сбивающиеся шаги. Кто-то нащупывал ручку двери. Яшка нырнул в тёмный угол за трубу печки, и закрылся зипуном, а Варвара, уронив веретено, растерянно стояла, прислонившись к стене.
В избу ворвалось густое облако морозного пара, оно окутывало человека, но быстро осело и расстелилось по полу. У порога стояла фигура пьяного мужа.
– Варька, кто пришёл?
– А вы, Василий Тимофеевич.
– Гы! – оскалился Василий и тяжело рухнул на лавку, широко раскинув руки и ноги.
Этот плюгавый человек, гнувший спину перед любым начальником: подрядчиком, приказчиком, старостой – чувствовал себя господином этой женщины и упивался своей властью рабовладельца.
– Варька, сымай лапти!
– Василь Тимофеевич, помилуй сударь мой батюшка!
Но Василий не менял позы и выражения лица.
– Ну!
Варвара робко начала развязывать смерзшиеся лыковые бечевки.
– Цалуй лапоть!
Покорно, по-собачьи осторожно прислонилась Варвара губами к лаптю, сильный, обдирающий лицо удар опрокинул её на спину.
– Как цалуешь, стерво!
Он несколько раз пнул её лаптем, но, чувствуя себя неустойчиво, схватил её за косы и потащил к столу. Почувствовав опору, он начал, не торопясь, пинать ногой беспомощное тело женщины.
Диким котёнком прыгнул Яшка с печки на шею отцу и вцепился руками в бороду.
– Тять, оставь мамку!
Василий оторвал от себя Яшку и швырнул его на пол. Мать быстро вскочила на ноги, схватила Яшку, обняла его руками и крикнула мужу:
– Не дам Яшку, не дам, идол!
Это уже не была та покорная женщина, которая минуту тому назад извивалась под ударами мужа, не смея уклониться от них, это была мать во всем её величии звериной любви и решимости защищать своего детёныша.
Василий, бормоча угрозы, кинулся на лавку и вскоре захрапел.
Мать, обняв сына,