Рассказы. Петр Ширяев
вы? – спросил Адольф.
– Продолжайте, продолжайте! – тихо сказал Вениамин Аполлонович, передвигая глаза на Наташу и как бы приглашая ее особенно внимательно слушать.
– Если предположить, что его выследили в Нижнем, тогда почему его не арестовали там же? Да я не допускаю, чтобы Сергей мог не заметить слежки! Затем – дача в Кускове? И здесь все говорит за то, что охранка была информирована человеком знающим. Почему сразу же бросились в сарай, где хранился станок, оружие? А квартира на Долгоруковской?! Наконец, эти обыски у вас! Вашей квартиры почти никто не посещал, кроме меня и Наташи…
Наташа, неслышно ходившая взад и вперед по комнате, вдруг остановилась, взглянула на Вениамина Аполлоновича и, словно отгоняя что, тряхнула головой.
– О поездке Сергея знал еще один человек, – глухо проговорил Вениамин Аполлонович и посмотрел по очереди на Адольфа и Наташу; после его слов молчанье натянулось до последнего предела, до жгучей близости бритвы, приставленной к открытому горлу. Обломок карандаша в руке у него прохрипел по бумаге и зарылся в нее, прорвав страницу книги. Адольф весь напряженно устремился к столу, к сломанному карандашу, к тонкому, готовому шевельнуться рту Вениамина Аполлоновича. Но Наташа предупредила:
– Ни-ко-лай?!
Вениамин Аполлонович горько наклонил голову. Некоторое время все трое молчали. Первый заговорил Вениамин Аполлонович. Он подробно рассказал о своей встрече с Николаем и, кропотливо разобравшись во всех обысках и арестах, имевших место после приезда Николая, установил простой и страшный в своей простоте факт: проваливались только те квартиры, где побывал Николай.
– Тяжело и страшно высказывать подозрение, – заканчивая, говорил Вениамин Аполлонович, – но перед нами вопрос о жизни организации. Вот почему я беру на себя ответственность…
Адольф глядел в раскрытое окно, но его курчавый, упрямый затылок напряженно слушал каждое слово за спиной. Наташа, скорбная, сидела у стола, Все, что говорил Вениамин Аполлонович, она знала, но она знала и что-то другое, не укладывавшееся ни в какие факты и логику.
– А я не верю, – сказала она, когда Вениамин Аполлонович кончил, – не могу верить. Как хотите, но вот… не верю! Как вспомню его, и не верю.
– Я ничего не утверждаю, – заметил Вениамин Аполлонович строго, – от подозрения до утверждения далеко.
– А вы, Макс, верите? – посмотрела на него Наташа. – Нутром верите?
Вениамин Аполлонович взялся за голову.
– Ах, Наташа! Нет, конечно, нет! Сердце протестует, но факты, факты!.. Чем опровергнуть их? Чем? Вспомните Клавдию Полякову. Разве кто-нибудь из нас, хотя бы на миг, мог допустить, чтобы эта милая, тихая Клавдия – и вдруг сотрудница охранки?! Никто. Разве вы допускали?..
– Нет.
– Вот видите! Никто не допускал, а на деле оказалось – эта милая Клаша – злостная, расчетливая предательница… И сколько народу из-за нее пропало – страшно подумать! Нет, тысячу раз нет! – шлепнул он по столу ладонью. – Поменьше сердца в таких делах, побольше трезвого, жестокого