Королевская щука. Анна Яковлева
застыла, скулы свело. Голова налилась свинцом, а сердце – ненавистью к взрослым.
Талли задержала взгляд на диковатой мордашке:
– Почему пуговица?
– Чтобы снимать штаны.
– Очень предусмотрительно, – пробормотала Талли, – вы пока рисуйте, а я выйду ненадолго.
Кивнула нянечке и деревянной походкой вышла из столовой.
Оказавшись снаружи, Талли привалилась к двери и постояла, прикидывая, как поступить.
К черту дипломатию и политесы.
Она сорвалась с места и ракетой понеслась по коридору, но уже перед кабинетом заведующей сбросила обороты. Ну же, сказала себе, ты же психолог. Думай конструктивно.
Сердце ухало в груди, Талли пришлось сделать несколько глубоких вдохов.
Постучалась и, услышав разрешение, вошла.
Подсознание мельком выхватило кофейный аромат, разлитый в воздухе, и отсутствие помады на бесформенных губах.
– Не помешаю?
– Кофе хотите?
– Да, – быстро ответила Талли, приземляясь на облюбованный ранее стул.
Марина расстелила салфетку, достала из шкафа пакетик (два в одном!), надорвала, высыпала содержимое в чайный бокал и залила кипятком.
Аромат кофе усилился.
Вдыхая притягательный запах, Талли судорожно соображала.
Она, конечно, не криминалист…
– Вы хотели о чем-то спросить? – проявила чудеса догадливости хозяйка.
– О синяках у мальчика. – Маленькая и бестелесная Талли вдруг заняла весь кабинет. – Не знаете, откуда они?
– Разумеется, знаю, – удивилась Марина, – мы же тут не плюшками балуемся.
– Конечно. Простите. – Талли обхватила пальцами бокал.
– Он поступил к нам с синяками.
– Вы позволите полистать его карту? – Бокал жег ладони, но Талли как будто не замечала этого.
– Если для вас это так важно.
– Очень важно.
С видом оскорбленного достоинства заведующая выдвинула ящик стола и перебросила Талли тощую тетрадку.
– Спасибо. – Отставив бокал, Талли смахнула со стола карту, впилась глазами.
Эдуард Крупенин, интернат для сирот № 2, значилось на обложке. Талли перевернула лист. Семь лет, мать лишена родительских прав, отца нет. Со слов воспитателей, вдруг стал спать под кроватью и кусать всякого, кто пытался его оттуда извлечь. Отсюда синяки на запястье…
Вдруг стал кусаться? Спокойно, спокойно…
Два дня ты как-нибудь продержишься. И никому ничего не скажешь, потому что бесполезно. Крик поднимать надо не здесь, а… Где? Где?! В Москве, в Гаагском суде, в ООН, в небесной канцелярии? Хороший вопрос. И все-таки – где?!
…Программистка, как и Лешка, Аня оказалась интровертом. Разговаривать с ней было все равно, что разговаривать с портретом: слушает и молчит. О чем думает – не поймешь.
Макс разразился зажигательным спичем о Смутном времени, о Борисе Годунове, о Богдане Бельском, живописал его почетную ссылку на воеводство в Великий Новгород, пересыпал все