Господь, мы поднимаемся. Николай Гаврилов
с мукой. За повозками следовали бродячие трубадуры и мимы, готовые за мелкую медную монету тотчас на пыльной дороге дать короткое весёлое представление.
По обочинам толпами тянулись нищие.
Вся эта масса людей направлялась на рыночную площадь Сен-Дени.
В те времена все города Франции выглядели примерно одинаково, копируя в своей архитектуре представление о круге земли, в центре которого находился далёкий Иерусалим. На рыночной площади, куда вели все дороги, располагались церковь и городская ратуша. За пределами площади сплошной стеной стояли дома. Земля была очень дорогая, дома тесно лепились друг к другу, соприкасаясь черепичными крышами. Надстроенные мансарды образовывали выступы и нависали над мостовыми, делая улицы темными и мрачными. Солнечные лучи туда почти не попадали и не сушили грязь и вечные лужи.
Дальше от центра простирались купеческие и ремесленные кварталы. Там находились постоялые дворы, бойни, красильни и кожевенные мастерские. Ещё дальше, за городскими воротами, начинались улочки бедноты, с деревянными заборами и домами из ивняка, густо обмазанными глиной. Заходить туда человеку с деньгами в кошельке было нежелательно. Могли зарезать. За лачугами проституток стражники находили целые захоронения с телами новорожденных младенцев. В крайней нищете, как и в чрезмерном богатстве, трудно найти что-нибудь светлое.
В грязные переулки бедноты лучше не ходить, а вот на храм Сен-Дени посмотреть стоило. Особенно тем, кто впервые попал на шумную ярмарку. Шедевр готического зодчества, будущая усыпальница французских королей, где каждый элемент архитектуры прятал в себе тайный теологический смысл, нависал над рыночной площадью серой каменной громадой. Серебристый крест на куполе устремлялся в далекое весеннее небо; на фоне белых бегущих облаков казалось, что купол постоянно падает вниз, прямо на толпу.
Собор стоял на месте древнего галло-римского кладбища, но об этом мало кто помнил. Время, как воды реки, огибало его массивные стены, изменяя лицо земли, но храм оставался всегда на своем месте, и каждое из поколений считало его своим.
Сразу после службы открылась ярмарка. Основные торги проходили на улочках за пределами площади. Там сплошными рядами стояли обозы, загруженные зерном и мешками с мукой. Купцы и их подручные с уверенностью опытных покупателей обходили телеги крестьян, но ничего не покупали. Каждый из них знал, что пройдут первые дни ярмарки и цены полетят вниз вместе с радужными надеждами продавцов. На самой рыночной площади торговали дорогими заморскими товарами. На прилавках яркими оранжевыми и жёлто-зелёными горками лежали апельсины и лимоны из Малой Азии, терпко пах мускатный орех, срезанный вместе с увядшей листвой.
В те времена европейцы ещё не знали никаких сладостей, кроме ягод и мёда, поэтому возле смуглых перекупщиков из приморского Марселя, продающих арабскую золотистую рассыпчатую халву и шербет почти на вес серебра, постоянно толпились дети.
Один из богатых горожан, одетый в длинный разноцветный