Ген Огинского. Иво Залуский
стороной ладони и даже локтями». Огинский ходил на представления, в том числе слушал оперу «Начальное управление Олега». Это произведение, первая опера, партитура которой в 1791 году была полностью напечатана в России, являло собой зрелищный, многоплановый, многонациональный историко-драматический спектакль из числа тех, которые ставились в Слониме у дяди Михала Казимира и особенно в радзивилловском Несвиже. Постановка произвела на Огинского неизгладимое впечатление, он также высоко оценил игру оркестра. Основная часть музыки к спектаклю была написана двумя прославленными итальянскими композиторами, служившими в то время при санкт-петербургском дворе: Джузеппе Сарти, родившимся в Фаэнце в 1729 году и учившимся у падре Мартини[8] в Болонье, с 1784 года руководившим итальянской оперной труппой в Санкт-Петербурге; венецианцем Карло Каноббио, родившимся в 1741 году, работавшим композитором, первым скрипачом и заместителем руководителя итальянской оперной труппы с 1779 года. Тексты для хорового исполнения были написаны самой Екатериной и положены на музыку Василием Алексеевичем Пашкевичем, который придал произведению русский характер. Пашкевич родился в 1742 году, после вступления на престол Екатерины получил при ее дворе должность скрипача и композитора. Он был первым русским композитором, сочинявшим доморощенные оперы, в которых, хотя и превалировал итальянский стиль, проступали определенные национальные черты благодаря использованию русских лирико-поэтических традиций и русских народных мелодий и ритмов. Учитывая, что Пашкевич являлся в то время концертмейстером бального оркестра, Михал Клеофас был отчасти именно ему обязан тем, что в Петербурге той зимой его последний полонез пользовался огромной популярностью. Он слышал его повсюду и испытывал любопытное смешанное чувство смущения и гордости. Полонез исполняли на всех балах, в трактирах и гостиных города, а также на приемах у князя Нарышкина, благодаря концертмейстеру которого, Юзефу Козловскому, звуки полонезов впервые раздались в России. Сейчас, когда произведение его бывшего ученика достигло столь высокой популярности, Козловский грелся в отраженных лучах его славы, вспоминал Гузов и с гордостью рассказывал о годах взросления там автора полонеза.
Хотя речь идет о втором полонезе Михала Клеофаса, он фактически стал полонезом № 1 фа мажор, прозванным, а впоследствии и публикуемом как «Полонез смерти» в связи с ассоциациями о порожденной слухами смерти композитора. В звучании самого полонеза, правда, нет ничего явно трагического, за исключением того факта, что трио выдержано в минорном ключе. Как и его предшественник, полонез звучит легко и элегантно, а трио передает скорее чувство грусти, нежели трагизма. Он получил известность как «Полонез Огинского» – даже в контексте всех последующих полонезов, которые в течение последующих тридцати лет всегда уступали ему по популярности.
Зубов сообщил Михалу Клеофасу, что конфискацию его владений фактически сочли ошибкой, поэтому имения должны быть возвращены. Более того, он доложил,
Мартини, Джованни Батиста, 1706–1784.