Мне так хорошо здесь без тебя. Кортни Маум
мне роковое влечение, должна была хотеть познакомиться с моей дочерью, мечтать стать ее умопомрачительной мачехой – более высокой, ослепительной, экстравагантной версией родной матери. Чего она точно не должна была делать, так это сообщать мне между прочим за легким обедом в суши-баре, что она уходит от меня к какому-то лондонскому дизайнеру столовых приборов, какому-то пижону по имени Дэйв.
– Он называет себя Дэйв? – переспросил я, поперхнувшись. – То есть даже не Дэвид?
– Нет. Дэйв. – Лиза пронзила палочками горку васаби, как сердце. – Он очень милый.
– О, не сомневаюсь, с таким-то именем.
– Да брось. Ты тоже не великий оригинал, Ричард. – Она вздохнула и отодвинула тарелку. – Ты что, правда удивлен?
Вот тут у меня, признаться, отвисла челюсть. Этим я и ответил на вопрос.
– Когда ты вообще успела его подцепить?!
– Ричард, ты женат. У меня масса времени.
Она попросила счет, и мы пошли гулять вдоль Сены под ее щебетание о том, как она писала про этого человека статью для раздела «Стиль жизни» в «Геральд трибюн». Будто бы этот Дэйв изобрел пластиковый гибрид ложки с вилкой для английских ресторанов быстрого питания, хотя на те же лавры претендует некий выскочка из Норвегии по имени Ларс.
– В общем, для него это все большой стресс, – заключила Лиза, возясь с шарфом.
Когда женщина, в постели доводившая вас до слез, сообщает вам, что уходит к гордому изобретателю, скрестившему вилку с ложкой, вы ждете знака, когда начинать смеяться. Ведь это шутка, правда? Вы точно не ждете следующего признания: она не просто к нему уходит, она намерена стать его женой. Эту подробность я узнал, сидя на бетонной скамье над Сеной. Воняло мочой, шершавый бетон усеивало зеленое битое стекло.
– Я думал, ты не признаешь брак. Я думал, ты в него не веришь.
– Удивительно… – сказала она, смахивая на землю стекляшку. – Вот говорят, встретишь того самого человека – сразу поймешь. И это правда. У меня в голове что-то щелкнуло. И сразу стало так спокойно. Нет всей этой драмы, которая была с тобой.
Я поднял на нее изумленные глаза, ожидая увидеть заводной ключ между ее лопаток. Кто эта кукла и что она сделала с моей Лизой?
– Ты не сердишься? – спросила она, прижимая мою ладонь к своей щеке. – Ты ведь понимал, что это у нас не могло продолжаться вечно. Хотя и было хорошо. – Бесстыжим полуоткрытым ртом она поцеловала мою ладонь, поцелуй вышел мокрым. – Очень хорошо.
Она стала целовать мои пальцы. Я отдернул руку.
– Значит, ты серьезно.
Теперь настала ее очередь удивляться:
– Ну конечно! Я переезжаю в Лондон. Через два месяца.
Я смотрел на свои кроссовки, на Сену.
– Я от тебя без ума, – продолжала она, – и ты это прекрасно знаешь. Однако еще немного, и наши отношения могли бы разрушить твою жизнь.
Это говорит дама двадцати девяти лет мне, тридцатичетырехлетнему. Она даже не подозревала о том, как изменила мою жизнь. В собственном