Краденый город. Юлия Яковлева
сушеные яблоки. И изюм. И печенье. Шурка глазам своим не верил. Поверху легли меховые рукавицы.
– Готово?
Тетя Вера кивнула. Лысый приемщик быстро накрыл все это крышкой с клыками гвоздей и бахнул несколько раз молотком. Холщовый мешок чулком наполз на ящик. Приемщик быстро прихватил края грубыми стежками, щелкнул ножницами. Вкусно зашипел сургуч. Лысый ляпнул его на коробку палочкой – тут, здесь, там. Стукнул по нему печатью – тут, здесь, там.
Тетя Вера протянула радужные бумажки.
– Почтовые переводы в другом окне.
Лысый крякнул и перетащил тетину коробку – уже не тетину – к другим.
Шурка беспомощным взглядом проводил ее навсегда. Этого не может быть, думал он. Обида стиснула желудок. Допустим, он ослышался. Не в Красноярский край, а в Краснодарский. Какая разница? Ни там, ни там у них все равно никого не было. Ослышался или нет, но посылка оставалась посылкой. И радужные бумажки были деньгами и ничем другим.
Для кого-то чужого тетя Вера почему-то нашла и вкусненькое, и деньги. А им, родным людям, только и твердит: дороговато, денег нет. Нет?!
Шурка обозлился. Настоящая, родная мама так бы никогда не поступила!
И вдруг в голове охнуло. Стало так ясно, будто кто-то сказал ему в самые уши. Шурка не успел подумать «не может быть», не успел заткнуть этот голос, как он с той же окончательной ясной силой рявкнул: может.
У тети Веры была своя тайная жизнь. И хорошей эта тайна не была.
Глава 3
– Это точно здесь? – спросила Таня.
– Точно-точно, – заверила ее Люська. – Ну? Чувствуешь?
Таня не чувствовала ничего.
– Да ты глаза закрой! – приказала Люська.
И Таня закрыла.
– Ну?
Таня слышала негромкий плеск воды – не звонкий, как в центре Ленинграда, а вялый, плюхающий. Пованивало. Больше Таня не ощутила ничего.
Ей надоело, и она открыла глаза. Вода в канале была мутной, бурой. Он и назывался подходяще: Обводный. Вода несла мусор. Дома на набережной напротив были как запыленные животные, которые много дней шли на водопой, пришли – и обнаружили, что пить эту воду нельзя. Стоят и не верят. А сил пошевелиться, сделать что-нибудь уже нет. Каменными хоботами тянулись вверх трубы.
– Как? Тянет? – спросила Люська, не поворачивая головы. Она крепко зажмурила глаза.
– Куда?
– В воду кинуться.
Таня скривилась от отвращения. Мимо проплыло вздутое нечто; не хотелось и думать, что именно.
– Нет, – честно призналась она.
– Должно. – И замогильным голосом начала: – Раньше здесь было кладбище.
Дура какая, подумала Таня.
– Люська, ладно. А эта Котя – она…
– Да погоди ты! Карельское. Древнее, – не унималась Люська. – И рабочие его нашли, когда копали, и выбросили все на свалку. А камни на поребрик пустили.
– Брехня, – оборвала ее Таня. Ее интересовало другое: – А кого еще Котя пригласила?
Люська лишь пожала плечами, словно отмахиваясь.
– И