Письма императора. Валерия Вербинина
полностью переменился. Он замкнулся в себе, не отзывался на ласку и большую часть времени безучастно лежал на ковре, глядя прямо перед собой.
Вечером Амалию навестил Иннокентий Добраницкий.
– Я пришел к вам по просьбе его сиятельства, – словно извиняясь, промолвил он.
– Так его сиятельство все-таки нашел для меня время? – воскликнула Амалия. – Надо же, как это мило! А то, когда я сегодня наведалась в посольство, он велел мне передать, что не может меня принять. То же самое было вчера и третьего дня…
Добраницкий покраснел, побледнел, стал уверять баронессу, что, должно быть, произошла какая-то ошибка и что ни один человек во всем белом свете не ценит Амалию так высоко, как его сиятельство… Вдоволь натешившись этим спектаклем, Амалия все же прервала его:
– И все-таки, зачем же вы сюда пришли?
Тут Добраницкий съежился, сделался даже как-то меньше ростом и промямлил, что его сиятельство… выражает обеспокоенность… просит… умоляет… настаивает… Одним словом, он приказывает баронессе Корф немедленно покинуть Францию.
– И чем же я провинилась перед его сиятельством? – осведомилась Амалия, хотя отлично знала ответ.
Добраницкий сделался еще меньше ростом и едва различимым шепотом дал понять, что дело Монталамбера… очень взволновало его сиятельство… и во избежание скандала, который мог бы иметь весьма и весьма печальные последствия…
– Простите, – невинным голоском поинтересовалась Амалия, – а кто такой, собственно, этот Монталамбер?
Добраницкий вытаращился на нее.
– Я совершенно не понимаю, чего от меня хочет его сиятельство, – продолжила Амалия. – Я не являюсь представителем дипломатического корпуса Российской империи, мой паспорт в полном порядке, и вообще, я путешествую исключительно по собственному желанию. Никто не имеет права указывать мне, что я должна делать. Так и передайте его сиятельству.
Казалось, еще немного и Добраницкий станет ростом с грецкий орех, если не меньше.
– Но ведь ваша миссия, баронесса… Все потеряно, письма пропали, и вдобавок это ужасное убийство…
– Я признаю, что ситуация сложная, – согласилась Амалия, поглаживая собаку. – Но напомните его сиятельству, что мне довелось побывать и в еще более сложных передрягах, и всякий раз я выбиралась из них без ущерба для дела. – Увидев, что Добраницкий колеблется, она решила пустить в ход тяжелую артиллерию: – И вообще, если его императорское величество доверяет мне, то я не вижу повода, почему бы и графу Шереметеву не доверять мне.
– Однако письма… – попробовал возразить чиновник.
– Я их верну, – железным голосом заявила Амалия, и в ее глазах полыхнули золотые искры, на какую-то долю мгновения совершенно ослепившие бедного Добраницкого.
– Как? – робко спросил он.
Амалия хотела совершенно честно ответить: «Понятия не имею», но поглядела на обескураженное лицо своего собеседника и немного смягчилась.
– Я знаю, как, – ответила она. – Положитесь на меня.
– Понятно. –