Стрела гламура. Елена Логунова
Моржика бледной немочью. С виду тусклая и вялая, на самом деле Катерина Курихина оказалась чертовски темпераментной особой! Чего стоила хотя бы та надпись на стекле, которую мы случайно обнаружили в ходе возни с карнизом и занавесками: «К – Т = +».
– Что за странная формула? – удивилась Ирка.
Я в этот момент балансировала на стремянке, с помощью шуруповерта закрепляя в декоративном деревянном брусе над окном «ножку» карниза и сквозь зубы ругая мужиков, не способных управиться с молотком. Мое злобное шипение было адресовано Коляну, который сидел на диване, со страдальческим видом прижимая к ушибленной упомянутым молотком стопе холодный компресс, и отстраненно наблюдал за моим акробатическим этюдом со строительным инструментом. Я как раз обозвала супруга промежуточным звеном между обезьяной и человеком, когда Ирка упомянула о формуле. Подумав, что подруга заинтересовалась моими словами, я язвительно объяснила:
– Это не совсем формула, просто известная науке последовательность превращения: австралопитек – неандерталец – гомо сапиенс. Поскольку неандертальцы совершенно точно умели обращаться с примитивными инструментами, у них были каменные топоры, я полагаю, что место Коляна на эволюционной лестнице где-то за питекантропом.
– Да ничего подобного! – тут же заспорил со мной обиженный супруг. – Это вы, гомо сапиенс – промежуточное эволюционное звено между неандертальцами и нами, гомо компьютерус! А у нас, представителей этого высшего вида, навыки работы с примитивными инструментами за ненадобностью атрофировались. В век высоких технологий умение обращаться с молотком – это такой же атавизм, как аппендикс!
– Слушайте, вы, умники! – не выдержала Ирка. – Если вы оба такие грамотеи, расшифруйте мне смысл формулы: ка минус тэ равно плюс.
– Кажется, ты тоже потеряла промежуточное звено! – сказал Колян, ехидно посмотрев на меня. – Между минусом и знаком равенства должно быть что-то еще, да и после плюса тоже. Странная какая-то у тебя формула, похоже, ты ее всю переврала.
– Да нет же, я читаю с листа! – возразила Ирка, постучав пальцем по стеклу.
Я спустилась с лестницы и тоже приблизила физиономию к темному окну. Ирка жарко дохнула на стекло, и на нем проступили буквы, начертанные, по всей видимости, пальцем.
– Это Катька намалевала, точно, – уверенно сказала подруга. – Есть у нее такая детская привычка. Я специально перед ее приездом всю пыль с мебели стерла, потому что знаю: попадись Катерине на глаза подходящая поверхность, она непременно начнет на ней каракули рисовать. Мокрый песок, снежный наст, пыльная полировка, запотевшее стекло – ей все годится!
– Это романтическая манера всех влюбленных, выписывать вензеля на стекле, как пушкинская Татьяна Ларина! – сказала я. – Ты сама разве никогда не писала: «Ира плюс Имярек равно любовь»?
– Не было у меня никаких имяреков! – напряглась подруга. И тут же отмякла, с удовольствием предалась воспоминаниям: – В первом