Развеянные чары. Элизабет Вернер
усмешка заиграла на губах молодого человека.
– Ах, вот что! Я и не подумал об этом. Не предполагал, что у этих господ после их юбилея явится охота и найдется время для наблюдений. Разумеется, для сыска они всегда достаточно трезвы.
– Отец говорит… – начала, было, Элла.
– Что он говорит? – вспылил Рейнгольд. – Может быть, ему мало того, что я с утра до вечера прикован здесь, в конторе? Ему досадно, что я по ночам ищу отдохновения в музыке? Я считал, что я и мой рояль изгнаны достаточно далеко, ведь павильон расположен так уединенно, что я могу не опасаться нарушить сон праведных в этом доме. К счастью, здесь не слышно ни звука.
– Напротив, – тихо возразила молодая женщина, – я слышу каждый звук, когда кругом ночная тишина, а я лежу в постели и не могу заснуть.
Рейнгольд обернулся и посмотрел на жену. Она стояла с опущенным взором, без всякого выражения на лице. Его взгляд скользнул по ее фигуре, как будто он бессознательно сравнивал ее с кем-то, и горечь еще резче проступила на его лице.
– Очень жаль, – холодно заметил он, – но здесь я не в силах помочь – ведь окна твоей спальни выходят в сад. Что ж, закрывай ставни. Тогда мои музыкальные «сумасбродства» не будут нарушать твой сон.
Он перевернул страницу и, по-видимому, углубился в цифры. Элла подождала две-три минуты, но, видя, что на ее присутствие не обращают ни малейшего внимания, вышла так же тихо и беззвучно, как и вошла. Однако едва она переступила порог, Рейнгольд отшвырнул от себя книгу. Взор, которым он окинул затем всю обстановку конторы, выражал самую жгучую ненависть; он тяжело вздохнул, опустил голову на руки и закрыл глаза, как будто не хотел ничего видеть и слышать.
– Здорово, Рейнгольд! – неожиданно прозвучал позади него мужской голос.
Молодой Альмбах вскочил и уставился изумленным, вопрошающим взором на незнакомца в форме моряка, незаметно вошедшего в контору и стоявшего теперь перед ним.
Но вдруг лицо его вспыхнуло радостью, и он бросился в объятия незнакомца.
– Возможно ли, Гуго?! Ты уже здесь?
Две сильные руки обняли его, и горячие губы прижались к его губам.
– Так ты узнал меня? – воскликнул моряк. – Тебя я узнал бы среди тысячной толпы, хоть ты уже не тот маленький Рейнгольд, каким я оставил тебя! Но ведь и я изменился, должно быть, не менее твоего.
В первых его словах слышалось некоторое волнение, но конец фразы был произнесен уже веселым тоном. Рейнгольд все еще не выпускал брата из своих объятий.
– Так внезапно!.. Не известив меня! Я ждал тебя только на будущей неделе.
– Мы неожиданно быстро завершили рейс, – ответил моряк. – А как только вошли в гавань, я не мог уже ни минуты оставаться на борту, меня прямо тянуло к тебе. Слава Богу, что я застал тебя одного! Я уже боялся, что придется пройти через чистилище родительского гнева и сразиться со всей родней, чтобы добраться до тебя.
При этом напоминании лицо Рейнгольда, сиявшее радостью свидания, снова омрачилось, и руки бессильно опустились.
– Тебя