Архистратиг Михаил. Элизабет Вернер
юноша, и это наполняло его страхом. Ведь если Михаил на самом деле осмелится потребовать графа к ответу, а граф попытается смирить «грубого, придурковатого парня», то может произойти непоправимое несчастье, которое необходимо предупредить какой угодно ценой.
– Я никогда не мог подумать, что мой голос настолько ничтожен в твоем мнении, – скорбно сказал священник. – Ну, в таком случае мне придется поговорить с тобой иначе! Прав ли был граф, или нет, но с твоей стороны было преступлением поднять на него руку. Ты не смеешь никогда – слышишь ли? – никогда подходить к нему с враждебными намерениями, потому что граф Штейнрюк стоит к тебе гораздо ближе, чем ты можешь думать!
– Ко мне? Граф Штейнрюк?
– Да. Я предпочел бы, чтобы до поры, до времени это продолжало оставаться тайной для тебя, но твое безумное поведение вынуждает меня открыть тебе уже сейчас эту тайну. Если бы ты напал на него, ты поразил бы… своего дедушку!
Михаил вздрогнул и впился в священника широко открытыми глазами.
– Моего дедушку? Так он…
– Отец твоей матери, да! Но ты не должен возлагать никаких надежд на эту родственную связь, потому что твоя мать была лишена наследства, отвергнута, из-за своего брака она была навсегда выброшена из семейного круга и оттого погибла!
Он замолчал и посмотрел на Михаила, который, видимо, переживал минуты величайшего волнения. Наконец юноша глухо сказал:
– А больше… больше вы мне… ничего не скажете?
– Нет, сын мой, в данный момент ничего! Это – тяжелая история, бесконечная цепь вины и несчастья, еще далекая от твоего понимания. Позднее, когда ты станешь старше, ты узнаешь все, а теперь удовольствуйся тем, что знаешь. Надеюсь, ты понимаешь, что особа графа Штейнрюка священна для тебя?
– Священна? Уж не потому ли, что он прогнал меня, как вора, со своего порога? Он знал, что он – дедушка мне, и все же так обошелся сомною! Ваше высокопреподобие, вам не следовало говорить мне об этом! Я ненавидел графа, потому что он был черств и безжалостен к чужому, но теперь… теперь я его…
– Бога ради! – вскрикнул отец Валентин, испуганный страшным выражением лица Михаила. – Ведь не хочешь же ты…
– Не беспокойтесь, ваше высокопреподобие, я не трону его! Ведь теперь я знаю, что не смею поднять на него руку, но я готов отдать жизнь, лишь бы мне представился случай рассчитаться с ним иным образом! – и, сказав это, Михаил с выражением дикой энергии направился к дверям.
– Куда ты? – поспешно крикнул священник. – В лесничество?
– Нет, там мне нечего делать больше, теперь уже окончательно нечего! Прощайте, ваше высокопреподобие!
– Останься! Куда ты пойдешь?
– Не знаю… прочь отсюда… в широкий мир…
– Один? Без Всякой помощи, не имея понятия о жизни? Что же станет с тобой?
– Погибну, как погибла моя мать…
– Нет, это не должно случиться! – с силой крикнул священник. – Если мое священнослужительство связывает мне руки, если я сам не могу заботиться о тебе, то я могу вверить эту заботу