Архистратиг Михаил. Элизабет Вернер
жест. – У нас постоянно происходят перемены, и я получил назначение в Санкт-Михаэль потому…
– Потому что твоим братом оказывается Ганс Велау! – договорил гость. – Если бы ты публично отрекся от меня и хоть разочек принялся громить с кафедры атеизм, тебя перевели бы в богатый приход, ручаюсь тебе! Ведь отлично известно, хотя мы не виделись с тобой долгие годы, что все же мы не порвали связи между собой, и вот за это-то тебе и приходится платиться. Почему ты открыто не проклял меня? Честное слово, я не был бы в претензии на тебя за это, потому что ты и в самом деле не разделяешь моих взглядов!
– Я никого не проклинаю, – тихо ответил священник, – а потому не могу проклясть и тебя, хотя и глубоко скорблю, что ты пошел по этому пути.
– Да, у тебя никогда не было таланта к фанатизму, разве только к мученичеству, и я нередко страдаю от мысли, что должен помогать тебе в этом. Впрочем, я позаботился, чтобы мое сегодняшнее посещение осталось незамеченным: я здесь совершенно инкогнито. Я не мог отказаться от свидания с тобой, особенно теперь, когда переселяюсь в северную Германию.
– Как? Ты покидаешь университет?
– Уже в будущем месяце. Я получил приглашение в столицу и сейчас же принял его, так как чувствую, что там истинная почва для меня и моей деятельности. Поэтому я хотел попрощаться, но чуть-чуть не разминулся с тобой: как я слышал, ты вчера был в Штейнрюке на похоронах графа?
– По настоятельному желанию графини я совершал похоронный обряд.
– Я так и думал! Меня тоже вызвали по телеграфу в Беркгейм к смертному одру графа.
– И ты последовал на зов?
– Конечно! Хотя я уже давно сменил практику врача на кафедру ученого, но это был исключительный случай. Я не могу забыть, что когда-то был принят в Штейнрюк молодым, безвестным врачом. У меня была рекомендация, но графская семья приняла меня с полным доверием. Правда, единственное, что я мог сделать, это облегчить графу последние часы, но мое присутствие все-таки было успокоением для семьи.
Появление Михаила прервало разговор. Он принес известие, что пономарь желает минуточку поговорить с его высокопреподобием и ждет его в передней.
– Я сейчас вернусь, – сказал отец Валентин. – Спрячь тетради, Михаил, сегодня не придется заниматься.
Священник вышел из комнаты, тогда как Михаил принялся собирать книги и тетради. Профессор небрежно спросил:
– Значит, отец Валентин занимается с тобой?
Михаил молча кивнул, не прекращая своего занятия.
– Это на него похоже! – пробормотал Велау. – Теперь он выбивается из сил, чтобы вдолбить ограниченному парню азбуку и писание, потому что наверное поблизости нет школы… Ну-ка, покажи! – С этими словами он без всяких околичностей схватил тетрадь, но, раскрыв ее, чуть не выпустил из рук от изумления. – Что такое? Латинский язык? Как это тебя угораздило?
– Это мои упражнения, – спокойно ответил Михаил.
Профессор посмотрел на юношу, которого по одежде принял за крестьянского парня, а затем стал перелистывать тетрадь и, прочитывая