Архистратиг Михаил. Элизабет Вернер
весь преобразился и что-то в его лице напомнило мне графа Штейнрюка.
– Графа Штейнрюка? – повторил отец Валентин, пораженный до последней степени.
– Я имею в виду не покойного графа, а его двоюродного брата, главу старшей линии. Он был в Беркгейме, где я и познакомился с ним. Конечно, он счел бы такое впечатление личным оскорблением для себя и был бы прав. Красавец Штейнрюк с внушительной фигурой – и этот мечтательный Иванушка-дурачок! Ни одной общей черты нет у них в лицах, и я сам не знаю, почему такое пришло мне в голову, когда я увидел блеск загоревшихся глаз этого юнца.
Священник помолчал немного и затем уклончиво сказал:
– Да, Михаил – порядочный мечтатель. Иногда по своему равнодушию и безучастности он кажется мне каким-то лунатиком.
– Ну, в этом еще не было бы особенного зла, – возразил Велау. – Лунатика можно разбудить – стоит только назвать его по имени – и когда он проснется, может быть, он и сделает что-либо путное. Его работы очень неплохи!
– А ученье так затруднено для него! Сколько раз ему приходилось бороться с бурей и непогодой, чтобы не пропустить урока, и он каждый раз аккуратно являлся ко мне.
– Эх, если бы я мог сказать это про своего Ганса! – сухо заметил Велау. – Он в школьные часы рисует карикатуры на учителей, и мне уже несколько раз приходилось задавать ему здоровый нагоняй. Мальчишка становится чрезмерно легкомысленным, потому что это удивительный счастливчик. Что бы он ни начал, все ему удается. Куда бы он ни постучался, везде он находит открытые двери и сердца, а потому и вообразил себе, будто вообще ни за что не надо браться серьезно, жизнь представляется ему лишь сплошной цепью удовольствий. Ну да я уж заставлю его иначе смотреть на вещи, как только он возьмется за изучение естественных наук!
– А у него есть склонность к этому?
– Боже сохрани! Единственное, к чему у него есть склонность, – это пачкотня карандашами и красками, и если он учует где-нибудь размалеванное полотно, то его ничем не удержишь. Но я уж выгоню из него эту дурь!
– А если у него талант… – начал священник, однако брат резко перебил его, сказав:
– Да в том-то вся и беда, что у него есть талант! Учителя рисования забивают ему голову всякими глупостями, а недавно один из друзей нашей семьи, художник, с трагическими жестами уцепился за меня, восклицая, как я смею брать на себя ответственность в том, что мир лишится такого таланта! Я не мог удержаться и обошелся с ним весьма грубо!
Отец Валентин неодобрительно покачал головой.
– Но почему ты не хочешь позволить сыну следовать туда, куда зовут его склонности?
– И ты еще спрашиваешь? Да потому, что я хочу завещать свое духовное наследство не кому-нибудь другому, а ему! Мое имя прогремело в науке, оно откроет Гансу все двери и пути в жизни. Если он пойдет по моим следам, успех ему обеспечен, тогда он именно явится сыном своего отца. Но сохрани его Бог, если он вздумает сделаться так называемым гением!
Тем временем Михаил собрал книги и тетради и подошел, чтобы проститься. И опять его лицо имело бессмысленное, сонно-мечтательное выражение.