Моника Лербье. Виктор Маргерит
Моника была счастлива той жертвой, которую могла принести любимым людям: одному – деньгами, другому – самолюбием. Счастье давать опьяняло ее, так же как и счастье получать. Она нетерпеливо ждала Люсьена, чтобы поблагодарить его и поддразнить. Но как он заставляет себя ждать!
Пробило десять.
– Он уже опоздал.
И тут же она вздрогнула.
– Вот он!..
Еще не было слышно шагов, но она уже ощущала магнетизм его присутствия и всем существом чувствовала его приближение… Звонок в передней. Наконец-то!
– Что я говорила?
Она открыла дверь гостиной и, взяв жениха за руку, сказала:
– Входите же. Хорошо, нечего сказать!..
Со смутным беспокойством он спросил:
– А в чем дело?
– Прежде всего вы опоздали. Затем, господин мой муж позволяет себе распоряжаться мной как вещью. Вы уже со мной не считаетесь? А если я потребую мое приданое?
Под ее насмешливым упреком он угадал радость подчинения и тотчас расцвел. Теперь все пойдет как по маслу…
Остается только злополучная Клео… Это будет похуже. Он старался под наигранной нежностью скрыть свое беспокойство. Моника целиком отдавалась восторгу своей экзотической любви. Люсьен в ее глазах был воплощением совершенной красоты и всех добродетелей. Она облекла его в образы, созданные ее же воображением. Доверчивая по природе, Моника легко переступала границы обыденного, но могла повернуть назад с той же стремительностью, с какой кидалась вперед…
Пока Лербье, делая вид, что интересуется безиком, усаживался между своей женой и теткой Сильвестрой, Моника и Люсьен перешли как всегда в маленькую гостиную, где они уединялись каждый вечер. Они сели рядом на большой диван – святилище счастливых минут, интимных бесед… и жгучих мгновений первых поцелуев, где она уже отдала ему всю душу раньше, чем тело.
Моника сжала руки Люсьена и заглянула в самую глубину его глаз.
– Любовь моя! Я должна вас попросить об одной вещи.
– Заранее согласен.
– Не шутите, это очень серьезно!
– Скажите же!
– Никогда, никогда не лгите мне!
Он почуял опасность и перешел в наступление:
– Вечный ваш пунктик! Знаете, это даже досадно.
– Не сердитесь, Люсьен. Моя вера в вас безгранична, и разочарование мне причинило бы страшную боль. Я вам уже говорила, что между любящими нет прощения только одному – лжи… обману… Поймите же, что я называю «обманом». Можно простить поступок, о котором сожалеют и в котором раскаиваются, но нельзя простить лжи. Вот в чем настоящий обман. И это унизительно, это подло.
Он согласно кивнул головой и подумал: «Нужно быть настороже».
– Но простите меня, я сегодня немножко расстроена… Вернувшись домой, я получила анонимное письмо, о котором скажу вам только одно: я его сожгла и не поверила ни одному слову, написанному там.
Он нахмурил брови, но очень спокойно ответил:
– Напрасно вы сожгли эту гадость. Там могли быть интересные данные