Вторая линия (сборник). Макс Фрай
начала восьмидесятых «Овод», если кто помнит).
Как существа творческие, Галя и Наташа не удовлетворялись безобидной мастурбацией в девичьих горенках (черт их знает, может, и вовсе пренебрегали такой возможностью). Вместо этого они писали лирические истории о своей виртуальной счастливой жизни с возлюбленными. Именно этим они и занимались на лекциях вместо того, чтобы впитывать знания или, на худой конец, мирно бездельничать. Потом они обменивались текстами, читали, обсуждали.
До поры до времени смысл происходящего был мне неясен. Мы с моим экзистенциальным ужасом и без того неплохо проводили время, читая бледные перепечатки «Тибетской Книги Мертвых» и прочую дивную метафизическую хренотень. Девочки Галя и Наташа казались мне идеальными соседками: тихие, бледные, красивые, они мне совершено не мешали, а, напротив, услаждали остекленевший от древней мудрости взор.
Но в один прекрасный день случилось культурное событие.
Девочки Галя и Наташа, одурев, вероятно, от герметичности своей мини-секты, взалкали контактов с окружающим миром.
В качестве полномочного представителя окружающего мира они избрали меня.
У меня в ту пору была среди сокурсников сомнительная слава местного мастера слова (хотя никто, в том числе и я, не смог бы объяснить, в чем, собственно, выражается упомянутое «мастерство»). Вероятно, просто экзистенциальный ужас в моих безумных очах светился, наводя окружающих на мысли о Страшном.
В результате Галя и Наташа вручили мне свои рукописи с просьбой прочитать и высказать замечания. Речь шла, понятно, не о содержании, а о «литературном качестве» их любовных эпопей.
Мне, ясен пень, было любопытно, да и лестно, чего греха таить. До той поры окружающие никогда не спрашивали моего мнения о литературных достоинствах их произведений. Только ошибки просили проверить на письменных экзаменах, но это, как мы понимаем, не совсем то, что требуется.
В результате переговоров в моем распоряжении оказались две общие тетрадки. В черной глянцевой обложке и в коричневой матовой. Какая была чья – не помню.
Прочитать мне удалось только несколько первых записей. Галиных, судя по тому, что речь там шла об актере Никите Михалкове. История о том, как они с Галей ехали в поезде, а за окном было поле с ромашками, которые понравились Гале. И тогда актер Никита Михалков нажал на стоп-кран остановил поезд и нарвал Гале ромашек. А потом заплатил штраф, потому что богатый. И все, счастливые и довольные, поехали дальше.
Дочитать эту неземную красотищу до конца или, тем паче, взяться за вторую тетрадку у меня, понятно, не хватило гражданского мужества. Экзистенциальный ужас – это одно, а бытовой – совсем другое. До принятия бытового ужаса я и по сей день дорасти не могу.
Мне как-то удалось вернуть тетрадки девочкам, отбрехаться, пробормотать сбивчиво, что, дескать, все хорошо – лишь бы не обидеть. У меня в ту пору был злой язык и вполне каменное сердце, но девочки и тетрадки – все это находилось где-то по ту сторону добра, зла и прочих полезных