Скрюченный домишко. Агата Кристи
эти люди составляли публику.
Поглядев вниз, себе на ноги, миссис Леонидис с неудовольствием сказала:
– Эти туфли сюда не подходят. Они легкомысленны.
Повинуясь повелительному кивку Софии, я поспешил вслед за Тавернером. Я нагнал его в большом холле, как раз когда он взялся за ручку двери, ведущей к лестнице.
– Иду к старшему брату, – пояснил он.
Я без дальнейших околичностей изложил ему свои проблемы:
– Послушайте, Тавернер, в конце концов – кто я такой?
– Что вы имеете в виду? – удивился он.
– Что я тут делаю? Предположим, меня спросят, и что я отвечу?
– А-а, понятно. – Он подумал. Потом улыбнулся: – А вас кто-нибудь уже спрашивал?
– Н-нет.
– Ну так и оставьте все как есть. «Не объясняй ничего» – отличный девиз. Особенно в доме, где такая неразбериха. У всех полно своих забот и опасений, им не до расспросов. Ваше присутствие будет восприниматься как должное постольку, поскольку вы уверены в себе. Говорить, когда тебя не спрашивают, большая ошибка. Так, а теперь откроем дверь и поднимемся по лестнице. Ничего не заперто. Вы, конечно, понимаете, что вопросы, которые я им задаю, – сплошная чепуха. Да наплевать мне, кто из них был дома, а кого не было и кто где в тот день находился…
– Так зачем же…
– Затем, что это мне позволяет взглянуть на них, составить о каждом мнение, послушать, что они скажут, – а вдруг кто-то ненароком даст мне ключ. – Он на секунду замолчал, потом понизил голос: – Голову даю на отсечение, миссис Магда Леонидис могла бы сболтнуть что-нибудь важное.
– Да, но насколько это было бы надежно?
– Совсем ненадежно, но могло бы дать толчок к расследованию в новом направлении. У всех в этом проклятом доме было сколько угодно удобных случаев и способов это сделать. Мне не хватает мотива.
Наверху доступ в правое крыло преградила запертая дверь. На ней висел медный молоток, и инспектор послушно постучал.
В то же мгновение дверь с силой распахнулась. Мужчина, который открыл ее, очевидно, как раз собирался выйти. Это был неуклюжий широкоплечий гигант, волосы у него были темные, взъерошенные, лицо донельзя уродливое и в то же время приятное. При виде нас он тут же со смущенным видом отвел глаза – привычка, нередко свойственная честным, но застенчивым людям.
– Ох, боже мой, – пробормотал он, – заходите. Сделайте одолжение. Я как раз уходил… но неважно. Проходите в гостиную. Сейчас приведу Клеменси… ах, ты уже здесь, дорогая. Это старший инспектор Тавернер. Он… Где же сигареты? Погодите минутку. С вашего разрешения… – Он налетел на ширму, нервно пробормотал: «Прошу прощения» – и выскочил из комнаты. Словно вылетел огромный шмель, оставив позади себя тишину.
Миссис Роджер Леонидис продолжала стоять у окна. Меня сразу же заинтриговала ее личность и атмосфера комнаты. В том, что это была ее комната, у меня не возникло никаких сомнений.
Стены были выкрашены в белый цвет, настоящий белый, а не тот цвет слоновой кости или бледно-кремовый, какой обычно подразумевается под словом «белый», когда речь идет об отделке дома. Картины