Дочь Господня. Татьяна Устименко
доводы, увы, не слишком часто приходят в голову взбалмошным рыжеволосым девчонкам. И как это выяснилось в последствии, совершенно напрасно!
Глава 2
Андреа задумчиво стояла у окна, не замечая, что тонкая сигарилла в янтарном мундштуке давно уже прогорела до самого фильтра и осыпалась на мраморный подоконник горкой невесомого серого пепла. Вечерняя свежесть овевала одухотворенное девичье лицо, казавшееся выточенным из драгоценного алебастра. Прощальные лучи севшего за горизонт солнца еще подсвечивали лазурные воды Адриатики, расстилающейся за далекой линией последних домов элитного жилого квартала Санта-Кроце. Опасные полчаса, пришедшиеся на закат смертоносного светила, Андреа переждала в подвале, в специальной темной комнате, оборудованной удобной мягкой софой, лениво прислушиваясь к организму, апатично замедлившему все свои естественные процессы. В отличие от низших обращенных, стригойка совершенно не нуждалась во сне и отдыхе, лишь дважды в день, при закате и рассвете, избегая появляться под палящими лучами нарождающегося или умирающего солнца. Предрассудки предрассудками, но именно в эти полчаса ультрафиолетовое излучение, болезненно обжигающее нежную кожу Андреа, становилось поистине нестерпимым. Даже самый жаркий полдень, испаряющий искристый туман с поверхности Большого канала, не вызывал подобного физического дискомфорта. От прямого попадания трансформирующихся солнечных лучей она, конечно, не умрет, но ожоги рискует получить весьма обширные. Зачем же подвергать себя лишней опасности без особого на то повода? А вот низшие обращенные – морои (поднятые из мертвых), те и вообще могли появляться на открытом воздухе лишь в ночное время, проводя целый день в летаргическом оцепенении.
Ночь мягко вступала в свои законные права, призывая совершить прогулку, но, околдованная неувядающей, вечной красотой вечерней Венеции, девушка продолжала неосмотрительно стоять у широко распахнутого окна, вызывая восторженные реплики со стороны многочисленных гуляк, праздно фланирующих вдоль набережной. Молодой черноглазый гондольер, вызывающе подпоясанный алым атласным кушаком, кокетливо подчеркивающим его тонкий стан, послал красавице воздушный поцелуй, лишь в ее честь нарушая вечернюю тишину божественными трелями безупречного бельканто. Андреа благосклонно кивнула в ответ. О да, как и влюбчивый юноша, она тоже мечтала о повторной встрече, но о встрече совсем иного свойства. Стригойка закрыла глаза, пытаясь избавиться от навязчивого видения тонкой голубой венки, призывно пульсирующей на смуглой шее бойкого певца. Ах, с каким удовольствием прижалась бы она сейчас губами к этой загорелой коже, несущей солоноватый привкус морской воды, и пила живую, восхитительно теплую кровь. Живая кровь! Не то что этот… этот суррогат! Андреа не смогла подобрать более точного слова для описания того напитка, которым ей приходилось довольствоваться долгие годы, лишь на краткие десять суток с головой окунаясь в пьянящий круговорот Великой охоты. Десять волшебных ночей, совпадающих с