Каменное сердце (сборник). Денис Драгунский
накидывая халат, идет в кухню, ставит кофейник… Запах кофе и запах шампуня.
Сергей Сергеевич понял, что влюблен до полусмерти. Он набрал ее домашний номер.
Через три гудка трубку сняли, и сильный, чуть хрипловатый мужской голос ответил:
– Да, слушаю вас.
Сергея Сергеевича будто ударили. Он прямо увидел этого мужика – красивого, самоуверенного, с модной трехдневной щетиной, в расстегнутой белой рубашке – как на рекламе одеколона.
– Слушаю вас! – барственно повторил мужчина. – Говорите!
– Простите, – негромко и сухо сказал Сергей Сергеевич, изо всех сил вспоминая, как её отчество, она же говорила… ага! – Будьте добры, Татьяну Михайловну.
– Минутку, – сказал тот и заорал куда-то в сторону: – Мам! Маа-маа!
Сергей Сергеевич откинулся на спинку дивана и посмотрел вверх. Во дворе, прямо под окнами, была елка с цветными лампочками, и на потолке вспыхивали желтые и зеленые огоньки. В трубке слышалось далекое кухонное звяканье. Казалось, что оттуда тянет жареной треской.
– Алло! – вдруг сказал невидимый собеседник. – Перезвоните, пожалуйста, минут через десять, ладно?
– Да, да, конечно, конечно. – И Сергей Сергеевич повесил трубку.
Ну, ничего. Она все равно не догадается, кто ей звонил. Так что в читальном зале можно будет здороваться, как ни в чем не бывало.
Правда, она больше в библиотеку не приходила.
Он тоже через пару недель закончил работу с журналами.
Сорок лет
Варвара Павловна и Роман Максимович вернулись из Праги. Можно сказать, из свадебного путешествия. Втащили в квартиру чемоданы на колесиках и обнялись, не зажигая света в прихожей.
За эти шесть или семь часов, что они были на людях – в холле гостиницы, в такси до пражского аэропорта, в аэропорту в ожидании посадки, в самолете, потом в Москве паспортный контроль, выдача багажа, аэроэкспресс из Шереметьево и потом такси до дома – за эти часы Роман Максимович успел страшно соскучиться по своей молодой жене. Он расстегнул ей куртку, обнял ее под свитером, ощутил ее худое и сильное тело и изумился своей страсти – ведь ему было уже шестьдесят два года. Но она была почти на двадцать лет моложе, на девятнадцать и четыре месяца, ей было всего сорок три, и она была поразительно моложава, стройна и вообще прекрасна, и ему казалось, что он помолодел вместе с нею – если не на двадцать, то уж на десять лет точно. Он просунул ладонь за пояс ее джинсов, погладил ее нежный и крепкий живот, прижался губами к ее шее, и она прошептала:
– Ну дай хоть в душ сбегать…
Он отпустил ее. Она поцеловала его в щеку, сняла куртку и кроссовки, пошла в комнату раздеваться. Вышла оттуда через полминуты – Роман Максимович тем временем тоже снял дорожные ботинки и плащ – остановилась в дверях ванной и сказала:
– Я уж с головой, ладно?
– Ладно, – вздохнул Роман Максимович и улыбнулся.
Ладно. Ничего. Нечего мальчишку изображать.
Зазвонил