Куколки. Джон Уиндем

      Его суровая настойчивость произвела на меня большое впечатление. Никогда не говорил он со мной так серьезно. Я понял, что, давая ему слово, клянусь в чем-то гораздо более важном, чем могу себе представить. Он смотрел мне в глаза, пока я произносил слова обещания, и удовлетворенно кивнул, увидев, что я действительно собираюсь его исполнить. В знак договора мы пожали друг другу руки. Потом он сказал:

      – Лучше всего тебе было бы совсем забыть об этом.

      Я подумал хорошенько и покачал головой:

      – Я, наверное, не смогу, дядя Аксель. Никак. Я хочу сказать, что это просто есть во мне. И стараться забыть это все равно что… – Тут я остановился, не в силах выразить словами то, что хотел сказать.

      – Все равно что забыть, как говорить или слышать? – продолжил он.

      – Вроде этого, только по-другому, – признался я.

      Он кивнул и снова задумался, потом спросил:

      – Ты слышишь слова в уме?

      – Не то чтобы «слышу» и не то чтобы «вижу». Они… вроде каких-то образов… и если при этом их называть словами, то они делаются яснее, их тогда легче понимать…

      – Но у тебя нет необходимости пользоваться словами, выговаривать их громко вслух, как ты только что делал?

      – Нет. Просто это иногда помогает делать их яснее. Отчетливей.

      – Это еще помогает делать все гораздо опаснее для вас обоих. Я хочу, чтобы ты еще пообещал мне никогда больше не говорить при этом вслух.

      – Ладно, дядя Аксель, – согласился я.

      – Когда ты станешь старше, ты поймешь, насколько это важно, – сказал он и принялся настаивать, чтобы я вынудил Розалинду пообещать то же самое. Я не стал ему ничего говорить о других, потому что он и без того очень встревожился, но для себя решил, что их тоже надо заставить дать слово. Под конец он снова протянул мне руку, и мы еще раз очень торжественно поклялись хранить тайну.