Василий Темный. Борис Тумасов
усмехнулся Борис Александрович, – предоставь все на волю, и они Русь разнесут на лоскутки.
Матвей закивал:
– Коли в прошлое оглянуться, наши князья в Орду ездили, дорогу прокладывали, от ордынских ханов милости вымаливали, а ноне от Витовта милости ждут, – старый пасечник на князя поглядел с хитринкой, бороду потеребил.
Борис Александрович нахмурился:
– Не след, дед, тебе в такое ввязываться, твое дело пчелы. – Поднялся. – Но уж коли заговорил, скажу. Твери ноне надобно силы набрать, а без Литвы как?
И оборвал разговор.
Боярин Череда в полотняной рубахе до колен, в портах домотканых подминал половик из лоскутов, прохаживался по горнице. Ворчал:
– Коли ты, матушка, и впредь без разума крупы отмеривать будешь, мы по миру пойдем.
Акулина, жена боярина, круглая, как колобок, подбородок до груди достает, слезливо оправдывалась:
– Ты, батюшка, меня не слишком кори. Ключница без меры отсыпала.
– Ты, матушка, позорче будь. Да за девками нашими доглядай. Экие кобылицы вымахали. Батогом поучай, пущай делом займутся. Великая княгиня монастырю узорочье вышивает, чем наши девки хуже?
В горницу заглянул воротний, выпалил:
– Великий князь!
– Поспешай, дубина! – И на жену зашикал. – Вели стол накрывать.
И заторопился навстречу гостю. А тот уже в сенях.
– Ехал мимо, дай, думаю, заверну к боярину Дмитрию Никитичу.
– Почтил, княже. А мы вот с боярыней девок своих пробирали, великой княгиней их корили. Великая княгиня Анастасия в ризницу рукоделие готовит.
Великий князь улыбнулся довольно.
– А я вот, боярин, смотрел мастеровых, какие башню угловую вяжут. Ладно ставят.
– Да уж без лени.
Вплыла Акулина, сказала с поклоном:
– В ногах-то правды нет, князь Борис Александрович. Не пора ли в трапезную?
Уже за столом разговор продолжился:
– Ты, боярин, Дмитрий, мужиков поторапливай, какие бревна заготавливают. Намедни смотрел, как мужик бревно из лесу волок, конь едва не падал, стар и худ.
– Смерд этот боярина Морозова. Намедни попрекнул я боярина, а он мне кукиш ткнул. Сказывал, свои хоромы ставить надобно.
Насупил брови великий князь, сказал резко:
– Своевольствует боярин Морозов. А ему бы в разум взять, не на великого князя старается, а на общее дело. Пора боярам нашим запомнить, пока они не будут о Твери печься, быть Московскому княжеству выше Тверского.
Повременив, сказал:
– Ты, Никитич, побывай на тех полянах, где мужики лес заготавливают, погляди своими очами, по-хозяйски ли рубят, не во вред лесу?
Две ночи и два дня провел Гавря на мельнице, что на отводном рукаве протока Волги Тьмака. До осени, пока не пойдет первый помол, воду спустил, и оставшаяся лениво ворочала лопасти колеса.
Озерцо рукава, казалось, замерло, и нераспустившиеся кувшинки были неподвижны.
Постукивает