Блудное чадо. Дарья Плещеева
в окошко стали звать Анриэтту к Денизе, и она ушла.
А Ивашка хотел было поразмыслить над этим странным делом, но прибежала сваха Марковна. Ему было не до Петрухиных невест, но выслушать бабу пришлось. Тем более невеста оказалась подходящая, дочка подьячего Земского приказа, а там у подьячих много серебра к пальцам прилипает.
– В какой храм она ходит? – спросил Ивашка.
– Во Всехсвятский на Кулишках. Они там в Зарядье живут.
– Завтра пойду взгляну, какова собой.
Это было вранье – не завтра, а сегодня же, и не сам, а пусть матушка Марфа Андреевна сходит. Ей, матушке, сподручнее к подьяческой дочке приглядеться, она, может, что важное разведает. Тем более, как все пожилые бабы, она страсть как любит все сватовские и свадебные затеи.
До вечера Ивашка успел сходить в Посольский приказ, поузнавать насчет будущего Петрухиного тестя, застрял дотемна, а когда вернулся – оказалось, во дворе сидит сердитый Башмаков.
– Где тебя нелегкая носит? – напустился он на Ивашку. – Поди приведи ту бабу, что ты вместе со своей женой из Курляндии вывез. Я за ней вашу дворовую девку посылал, так она у вас бестолковая – ушла и пропала.
Ивашка привел Анриэтту.
Она уже привыкла одеваться на русский лад, в летник поверх красной рубахи, отвыкла от корсетов, но очень не любила прятать волосы – а ее светлые волосы, если их распустить, были превеликим соблазном. Однако, узнав, что ждет дьяк Приказа тайных дел, она убрала косы в волосник, а сверху – простой белый повойник, но не удержалась – выпустила на лоб короткие кудряшки. Так на Москве не было принято, но она раз в два-три месяца просила Денизу подкоротить кудряшки и, глядя в тусклое зеркальце, видела себя прежнюю.
Башмаков встал и поклонился – не в пояс, мазнув пальцами по земле, а кивком и легким наклоном стана. Примерно так же поклонилась ему и Анриэтта.
– Толмачить будешь, – сказал Башмаков Ивашке. – Как тогда.
«Тогда» Ивашка переводил их разговор с русского на французский и обратно.
Анриэтта подтвердила, что слышала о побеге Воина Ордина-Нащокина. А на вопрос о подстерегающих беглеца опасностях ответила так:
– Он знает о польских, голландских и французских нравах только из книг и по встречам с теми иноземцами, которые бывали при курляндском дворе. Но там все стараются быть кроткими, как голуби. Он не знает, как ярится польский пан, над которым неудачно пошутили. Он не знает, как французский дворянин вызывает на дуэль за кашель или чихание в своем присутствии. И его никто не обучал ни рубке на саблях, ни фехтованию на рапирах и шпагах. Так что первая опасность – смерть в поединке. Но, господин Башмаков, это еще не самое страшное.
– Что вы имеете в виду?
– То, что в лучшем случае он умрет, не успев причинить вреда своему государю.
Башмаков, услышав перевод, посмотрел на Анриэтту озадаченно – не ждал, что женщина способна так рассуждать.
– Какого вреда нам от него ждать?
– Иезуиты, господин