Блудное чадо. Дарья Плещеева
Потом он пошел к Денизе и застал ее с Анриэттой занятых новой книжкой.
В подарок жене Ивашка привез диковинку – роман госпожи де Скюдери «Клелия», недавно завершенный и напечатанный в Париже весь целиком. Роман неисповедимыми путями попал в Курляндию – как Ивашка полагал, был прислан в подарок кому-то из фрейлин-француженок польской королевы Марии-Луизы (поляки звали ее Людовикой), а вот его дорога от Варшавы до Митавы уже была совершенно загадочной.
– Ну что? Скоро ли? – спросил Ивашка, имея в виду наследника.
Дениза-Дарья второй раз была брюхата и знала приметы близких родов.
– Сама удивляюсь, уже пора, а он и не думает.
Потом Дениза позвала девку – помочь стелить постель, а Ивашка с Анриэттой вышли в сад.
Сама мысль о дружбе между мужчиной и женщиной была для московита странной. С родной сестрой – и то не всякий ладит. Было еще кумовство – кум с кумой состоят обычно в веселом приятельстве, и недаром в народе говорится: какая кума под кумом не была… Ивашка решил, что Анриэтта ему вроде кумы, соответственно с ней и обходился.
– Покрестилась бы ты, сестрица, – сказал он. – Была бы моему сынку восприемницей, так бы с тобой наконец и породнились.
– Не хочу, – ответила она. – У меня и без того запутанные дела с Господом.
– Вот и распутаешь. У нас при крещении все прошлые грехи смываются.
– Нет, не хочу.
– А чего же ты хочешь?
О том, что Анриэтта скучает, Ивашка догадывался. Не получив ответа, он сделал заманчивое предложение:
– Может, поедешь со мной в Царевиче-Дмитриев? Побываешь в Риге, купишь себе чего душа желает.
– А что потом?
Этого Ивашка не знал.
Он расспросил Анриэтту, как им с Денизой жилось в его отсутствие, и пошел к жене.
О супружеских радостях и речи быть не могло, они просто легли рядышком, укрывшись вместо одеяла большой простыней – ночи были очень теплыми.
– Я тебя люблю, – сказала Дениза. – И очень хочу, чтобы ты увидел сыночка.
– Да и я тебя люблю, и я того же хочу. Но поди знай, когда прикажут возвращаться… Завтра пойду к Башмакову, поклонюсь в ножки, может, позволит подольше побыть дома.
Так Ивашка и сделал.
Он был догадлив: не стал падать перед дьяком на коленки и биться лбом об пол, а сперва деловито и толково ответил на все вопросы о лифляндском житье-бытье, возникшие у Дементия Минича при чтении писем. Потом лишь, когда Башмаков сдержанно похвалил его, с самым смущенным видом сказал:
– Батюшка Дементий Минич, не вели казнить… дельце такое, что без твоей воли и приступать боюсь…
– Говори уж.
– Я про Петруху Васильева. Афанасий Лаврентьевич тебе о его шалостях писать не стал, чтобы молодца не позорить, а дельце такое… Приказал мне Афанасий Лаврентьевич его женить!
Много любопытного услышал Башмаков за все годы, что возглавлял Приказ тайных дел, но такого не доводилось.
– Да кто ты таков, чтобы его женить? Отец