Блудное чадо. Дарья Плещеева
сыщите мне вдовца в годах, который уже старших своих поженил и замуж повыдавал, а хочет на старости лет жениться, а не блудом распаляться. Невеста-то у нас не больно молоденька, да и вдова. Собой хороша, приданого рублей с тысячу наберется…
Это Марфа Андреевна, зная, сколько было получено за бриллиантовый перстень и прочее добро Денизы, примерно посчитала, во что обойдутся украшения Анриэтты.
Свахи нашли двух почтенных старцев, но Дениза с Анриэттой догадались про эти затеи. Был неприятный разговор, женщины чуть не рассорились навеки, но очень вовремя были доставлены деньги от Ивашки с наказом: строить новый дом, чтобы там всем хватило места. Потом он и сам приехал, пробыл в Москве две недели, еще приезжал и уезжал. Очень хотел, чтобы у них с Денизой-Дарьей был сынок, но сразу сынок не получился.
Анриэтта сама не знала, чего хочет. Замужества? Так на Москве нет женихов, чтобы ее устроили. Домой, во Францию? Там и показываться нельзя. В конце концов ей стало казаться, что горница, в которой она жила, по московским понятиям отменно убранная горница, с перинами на постели толщиной чуть не в аршин, с пестрой изразцовой печкой, с новенькими образами в красном углу, с огромным сундуком для мягкой рухляди, не выдерживает сравнения с камерой в Бастилии: там в окошко Париж виден!
В таком смутном состоянии духа она ждала приезда Ивашки. И даже радость Денизы, которой все соседки пророчили рождение сына, она не могла разделить. Если бы Анриэтта знала русское слово «хандра», то сразу бы применила его к себе. Но среди слов, ею освоенных, именно этого не было.
Ивашка же торопил коня, сгорал от нетерпения, душой уже был в своих замоскворецких владениях. Но сперва следовало явиться в Кремль, доложить о себе Башмакову, отдать ему бумаги и книги, ответить на его вопросы.
У Боровицких ворот отряд остановился: стали думать, куда девать Вайскопфа с подручным. Их следовало доставить в Немецкую слободу, что за Яузой, там бы они сговорились о жилье и пропитании, но сами они, не зная языка, ввек туда сквозь Москву не доберутся. Наконец Богдан Желвак решил взять их в Аргамачьи конюшни – там найдется, где прилечь, чтобы отдохнуть с дороги, и там же им найдется провожатый до слободы.
Башмаков не слишком задержал Ивашку, ему важнее было услышать донесения Желвака с Озорным, да и неудивительно: их ведь не только с золотом в Царевиче-Дмитриев посылали, но и поглядеть, в каком состоянии крепость, каковы пушки на стенах да и сами стены, послушать, что говорит гарнизон о лифляндской жизни и о своем воеводе. Ивашке было велено прийти наутро, а Ордину-Нащокину-младшему – подождать до вечера, когда вернется с охоты государь. С тем Башмаков этого гостя и выпроводил.
Воин Афанасьевич с верным, хотя и малость бестолковым, Пафнутием должен был остановиться у давнего приятеля своего батюшки, а приятель был псковский купец Кольцов, перебравшийся в Москву и заведший дом на Варварке. Если бы искать приют сообразно положению батюшки, воеводы и думного дворянина, то можно было бы хоть к боярину Морозову в ворота стучаться. Но в том-то и беда, что на