Жили-были. Екатерина Риз
и приносила, что-то готовила на Ликин день рождения.
На завтрак Ефимов получил обезжиренный творог, кофе и пшеничные хлебцы в неограниченном количестве. Некоторое время разглядывал скудный завтрак, после чего в затылке почесал. На Лику посмотрел, с сомнением.
– Ты этим питаешься?
Она лишь плечами пожала. Лика стояла, одетая лишь в лёгкий, коротенький халатик, который больше подчёркивал, чем скрывал, чуть встрёпанная, с лёгким румянцем на щеках, и облизывала ложку, которой ела йогурт. Делала это сексуально и с определённым умыслом. А когда Толя головой качнул, явно поняв, что она водит его за нос, рассмеялась.
– Сдуреть можно, – проговорил он. – И хлеба нет?
– Я не ем хлеб уже лет семь.
– Лика, детка, за что ты себя так не любишь?
– Наоборот, очень люблю, Толечка. Ты же сам говорил, что я красавица. Вот ради этого и стараюсь.
Он красноречиво хмыкнул, сел за стол и придвинул к себе чашку. Подул на горячий кофе, потом осторожно отхлебнул. Попробовал творог, скривился, но съел ещё ложку. Покрутил в руке круглый хлебец, попробовал откусить. Выплюнул тут же.
– Дерьмо.
– Дурак ты, Ефимов.
– Птичий корм.
Лика губы поджала, но затем усмехнулась.
– Санька тоже вечно плюётся.
– Правильно делает. Это не еда, чувство такое, что пластмассу жуёшь. – Толя поторопился запить хлебец кофе. В желудке потеплело, в голове немного прояснилось, и то ладно. А то после бессонной ночи да лёгкого похмелья, даже после душа соображал с трудом. А вот кофе к жизни возвращал. Хоть кофе прилично сварен. Выпил половину бокала и на стуле откинулся, не удержался и снова зевнул. Взгляд сам собой остановился на длинных, красивых Ликиных ногах. Таких длинных ног ни у кого больше нет, точно. Смотрел на её ноги, думал о телефонном звонке, что сделал двадцать минут назад, об участке, что собирался купить, и который ему практически пообещали стопроцентно как раз двадцать минут назад. Думал обо всём этом, а спросил почему-то о другом. Точнее, о другой. – А что с Санькой?
Лика вздёрнула идеально очерченные брови.
– А что с ней?
– Ну… я вчера так и не понял, мы как-то рвано с ней поговорили. – Он плечами пожал, будто для самого себя. – Где она, что? Вроде сказала, что не в школе работает.
Анжелика ухмыльнулась.
– Да, в школе она не работает. – В её голосе проскользнуло откровенное неудовольствие, и Толя невольно заинтересовался, зацепился за эту интонацию, посмотрел с интересом, а Лика сказала то, отчего как раз и можно было выпасть в осадок. – Бельём она торгует.
– Каким бельём?
– Нижним. В бутике в центре города.
Он головой мотнул.
– Подожди, я не понял. Почему она торгует бельём?
– А чем, прикажешь, заниматься матери-одиночке?
Кофе в чашке дымил, пока ещё дымил, остывал, но Ефимов даже смотреть на него забыл, даже не пил.
– Я