Москва слезам не верит (сборник). Валентин Константинович Черных
то знаю, – ответила Людмила.
Рудольф молчал, ожидая ответа Катерины, и тогда она решилась:
– Если тебе некогда, я сама приеду на телевидение.
– Это каким же образом? Телевидение – режимное предприятие.
– У меня появились знакомые на телевидении, кроме тебя, они выпишут мне пропуск. – И, не дав Рудольфу времени на обдумывание ответа, Катерина добавила: – Раз ты теперь работаешь каждый день, я приеду завтра.
– Подожди, – заволновался Рудольф. – Завтра мне нужно быть на Суворовском бульваре в Доме журналистов.
– Значит, встретимся в Доме журналистов, – предложила Катерина.
– Не в Доме журналистов, а на Суворовском бульваре, – раздраженно поправил Рудольф. – Ровно в пять напротив Дома журналистов.
Катерина вспомнила, как Людмила убеждала ее соглашаться на все, пусть даже Рудольф назначит встречу в Подольске, главное – не дать ему увильнуть.
– Хорошо, в пять, – согласилась Катерина.
Вечером они с Людмилой обсуждали варианты предстоящей встречи.
– В каждой встрече, – рассуждала Людмила, – должна быть главная цель. Он должен простить тебя, хотя за что прощать-то? Ты тихая, скромная, ты запуталась, тебе нужна помощь, тебе нужен совет, тебе надо принять решение, и ты не знаешь, что делать.
– Я и вправду не знаю, что делать, – призналась Катерина.
– Так вот, он это должен понять. В нем должен проснуться инстинкт мужчины, защитника. И в этой ситуации главное – не пережать, никаких угроз и ультиматумов. Как только мужику ставишь ультиматум, ты сразу загоняешь его в угол, и, как всякий загнанный в угол, он становится зверем. И тогда для него главное – вырваться и забыть этот кошмар. Поэтому никакого напора, надо сыграть растерянность.
– Мне и играть ничего не надо, – сказала Катерина. – Я не то что в растерянности, я в прострации. Я как будто в ловушке, из которой нет выхода.
– Выход есть всегда! – Людмила была категоричной. – Правда, тебе не очень повезло. Если бы он был партийным или советским работником или каким-нибудь начальником, которому есть что терять, тогда бы его можно было обложить: письмо на работу, письмо в партком.
– Чего ты несешь-то? Какие письма? Разве жалобы что изменят?
– Изменяют, и еще как! Половина браков держится на страхе. Но Рудольфа пугать нечем. Он обслуга. Ну вынесут ему выговор. И то вряд ли. Скорее – осуждение на словах.
– Я, пожалуй, не пойду, – решила Катерина.
– Нет, пойдешь! – потребовала Людмила. – Из него надо хотя бы выбить, чтобы он нашел врача и дал деньги на аборт.
– Деньги я не возьму.
– Я возьму, – заявила Людмила. – А теперь спать! Завтра ты должна хорошо выглядеть.
На следующий день Катерина ушла с работы раньше. Она задумалась: что же надеть, но вспомнила, что встреча будет на бульваре, а пальто у нее единственное. Хотя вдруг он предложит пойти в кафе? Катерина надела юбку и впервые почувствовала свой увеличивающийся живот: молния на юбке едва сошлась.
Она доехала на метро до Арбатской площади и направилась к Суворовскому