Потерянное одиночество. Любовь Пушкарева
накинул гламор и стал похож на чересчур красивого мальчика-подростка с очень светлыми волосами; крылья, сложившиеся как два веера, под плащом были практически не заметны. Я взяла его за руку и потащила к запасному выходу, живу я в соседнем доме, и переход от одного здания к другому лежит через запертый переулок. Я в свое время очень постаралась, чтобы этот переулок был безопасным, и чтоб в нем мне не встретились ни люди, ни не-люди. Мы поднялись по пожарной лестнице, широкой и удобной, мимо окон моих соседей на последний, четвертый этаж. Весь этаж и крыша дома – мои, из окон квартиры виден Сентрал-Парк, но Сентрал-Парк-Уэст, как магическая стена, отделяет чадом и шумом мой дом от парка. Рядом с пожарной лестницей у меня вместо задуманного изначально окна стоит полноценная дверь с замком, правда, маленькая; отперев ее, я завела флерса и вихрем пролетела по своей огромной квартире.
– Это кухня, это гостиная, это комната отдыха – теперь она твоя, это вход в мои личные покои – без зова не входить, это библиотека, это кладовка. В кухне, кажется, были мед и джем – бери. Я вернусь утром. К внешним дверям даже не подходить.
– Да, госпожа.
И я тем же путем через окно-дверь понеслась обратно, я уже чувствовала, что Вик пришел и в нетерпении ждет меня.
Своих мужчин я принимала в апартаментах над рестораном рядом с моим кабинетом, я вообще на протяжении пары десятилетий никого не приводила к себе домой, до сегодняшнего дня.
Вик, моя последняя находка, он такой милый и необычный, очень сильный и физически, и духом, и при этом в нем нет ни капли агрессии или ненависти к кому-либо. Это тем более странно, что после того, как его подростком сбила машина, и не просто сбила, а обезумевший водитель сдал назад и переехал его еще раз, его собирали буквально по частям, и прошло два года, прежде чем он смог ходить. Внешне он был некрасив – и лицом, и изувеченным телом, но внутренне он светился, как ласковое утреннее солнышко.
Уже год мы видимся почти каждую неделю, и он до сих пор не может поверить своему счастью, что такая красивая и шикарная женщина обратила на него внимание. А я красива. Я всегда красива, но когда пятнадцать лет назад пришла пора в очередной раз изменяться – мне уже жутко надоело быть блондинкой, и тут мне попался на глаза постер европейской актрисы Моники Белуччи. Я была приятно поражена – наконец-то пример настоящей женщины, а не худосочно-силиконовой куклы. Я пересмотрела все ее фильмы, и взяла ее за образец, только овал лица сделала чуть более вытянутым, чем у нее, и глаза оставила темно-зелеными, чтоб папарацци за мной не бегали.
Мы закрывались в одиннадцать, и Вик сидел в пустом зале, в руках у него была какая-то коробочка. Он всегда приходил с каким-нибудь подарком – или цветы, или пирожное, или милая безделушка. Современные мужчины так невнимательны, но я умею находить уникумов.
– My sun shine, – от этого приветствия он всегда вспыхивал теплым светом, так что и у меня на лице появлялась счастливая улыбка.
– Пати, – он крепко обнял меня, проверяя,