Резидентура. Я служил вместе с Путиным. Алексей Ростовцев
сказал мне, что не может простить советским солдатам тех издевательств, которым подвергся в сорок пятом году.
– Какие же издевательства ты испытал? – полюбопытствовал я.
– Пятнадцатилетним мальчишкой меня мобилизовали в фольксштурм и бросили на советские танки, – рассказывал он. – Ваши солдаты разбили о камни мой гранатомет и сильно поколотили меня, а потом велели идти домой к родителям. Через несколько дней они заставили крестьян нашей деревни подметать лес и вытирать мокрыми тряпочками листья на деревьях, после чего накормили всех кашей из полевой кухни и отпустили.
Боже мой, думал я, слушая его, если бы немцы так издевались над нами, то в России их вспоминали бы с доброй улыбкой.
Шмидт был начальником управления девятнадцать лет, до самого краха ГДР, а после краха он отлично вписался в мир общегерманских спецслужб. Не стану винить его в предательстве. Это мы всех предали. Что же оставалось делать бедолаге Хайнцу после нашего чудовищного предательства?
Но все же… Были и другие немцы. Даже среди молодых да ранних. Взять хотя бы полковника Герхарда Ланге, моего ровесника и первого заместителя Шмидта. Этот добродушный двухметровый богатырь, блестяще окончивший юридический факультет университета и защитивший кандидатскую диссертацию, очень любил русских людей, Россию и Советский Союз. Однажды он вытащил меня из крутой замазки, когда один из западных немцев, которого я безуспешно пытался завербовать, накатал на меня истерическую жалобу на имя самого Ульбрихта, председателя Государственного Совета ГДР. Мне Ланге не раз говорил, что, будь на то его воля, он давно включил бы ГДР в состав Союза. «Ти можешь творить в Галльском округе все, что угодно, – сказал он как-то полушутя. – Прикроем. Только не убивай никого». В духе любви к России он воспитал и своих сыновей, здоровенных парней, ставших чемпионами Европы и мира по гребле. Никак не мог понять, почему это наши спортсмены, занявшие на одном из чемпионатов по гребле второе место, обозвали «проклятой немчурой» его сына, сунувшегося было поздравлять их с серебряными медалями. В 1989 году, когда за ним пришли, он застрелился со своим адъютантом. Тогда Ланге был уже генералом и начальником управления МГБ в Зульском округе. Ему ничего не угрожало, кроме пособия по безработице. Он не мог пережить гибели строя, которому поклонялся и честно служил всю жизнь.
На одной из стен моей квартиры висят два небольших панно с видами города Галле. Красная медь по дереву. Их сработал талантливый немецкий жулик в исправительно-трудовой колонии с жизнеутверждающим названием «Светлое будущее». А подарил мне эти произведения искусства начальник Галльского окружного управления Народной полиции генерал-майор Вилли Энгельман. Об Энгельмане болтали, будто он в юности служил в команде знаменитого Отто Скорцени и вызволял из неволи не то Муссолини, не то Хорти. Я полагаю, что в двадцать лет можно натворить и не таких глупостей. А помогал нам Энгельман не за