Спички. Вячеслав Ладогин
ты, что, свинтус, за татарин?
Не зыркай на меня из ямы, порося!
Не зыркай на меня из ямы!
Здесь жил Державин! Сам тут, сам ты родился!
Что напишу в письме для мамы?!
Я выучил стихи: «…засохнет бор, и сад,
Не воспомянется нигде и имя Званки;
Но сов, сычей из дупл огнезеленый взгляд,
И разве дым сверкнет с землянки».
Державин сочинил, и вот пришёл фашист
На новгородчину, на Русь родную.
Ах ты, кабан, увидь картину, оглянись,
Башку повороти свиную!
Пошёл отсюда вон! И чтоб ты мне – воздал
Вдесятеро за кровь Дениса,
Долг за тобою, вепрь» (мой вепрь тут будто внял,
И присмирел, и подчинился),
И, вызволен, Сан Маркыч в ночь подался, вплавь
За Волхов, в Званку, где Державин:
Всё путалось в глазах: фронт, детство, сны и явь,
Взял фрица в плен и… обезглавил.
Там замер мой сержант, где почву вымыл дождь,
И вдруг нагнулся деловито,
И поднял из песка старинный чей-то нож
Так бережно, как меч Давида.
И всё. Потом пошли под Дымненским бои,
Средь ста смертей одна забылась,
Лишь медсестра цветы в Денисовой крови
Хранила в книге, не ленилась,
Да фрицы опасались, что в лесах
Есть кто-то (русский, вероятно),
Кто резал их, и рвал при том на клочья, как
Зверь. Было так десятикратно.
…В том ноябре, когда косил нас пулемёт
При переправе через реку,
Когда, устав толпу возить, Харон орёт:
«Где снисхожденье к человеку?!»
Тот пулемётчик, фриц, что видел пред собой
Куски разорванного мяса,
Гашетку бросил вдруг. Фриц? Сволочь? Что с тобой?
Откуда страшная гримаса?
Солдат сошёл с ума, почудилось ему,
Что мчится вместе с мертвецами
Вепрь Званский мой… вся шерсть в пороховом дыму,
С окровавленными клыками.
Гитара
Техника – знаю, подстава,
Кажется, будто полёт…
Главное – в общем, – гитара.
Пусть гитариста найдёт.
Слушатель тоже, найдётся.
Лес, поле, клевер и солнце,
Девушка, чтобы вздохнуть,
Сны, явь и жизненный путь,
Будет всё это – любое,
Небо какое-то там,
А иногда голубое
Сыщется к звонким струнам,
Сыщется к тёмному грифу,
Голос, ты пой облакам,
Что и они до-ре-ми-фа…
К вечным, скрипучим колкам.
Алёшина любовь
Чеку сорвав с лимонки, еле слышно
Шагнула тень: кто? Партизан Попов…
Тень горько плачет. Ночь, какие Пришвин
Любил, и Марк Шагал. Бревно домов
Серебряно. Осины голубые,
Качая в люльках ангелов – застыли.
Тень видит свет и слышит – граммофон:
В усадьбе… гитлеровцы… загудели,
До