Беспредел и тирания. Историко-политические очерки о преступлении и наказании. Андрей Франц
казни Спурия Кассия самым наглядным образом опровергло известное правило, согласно которому «нет человека – нет проблемы». Ибо человека уже не было, а проблема, как раз, осталась. С одной стороны – недовольство плебса, народные бунты в самом прямом смысле слова. С другой стороны – война за порогом, а воевать некому. Война с эквами, война с вольсками. С Вейями – это город такой – тоже война. Но кто же будет воевать за родимое отечество, если получает от него лишь пинки и земельные оккупации?
Фактически, уже здесь мы наблюдаем вступление Римской республики в зону беспредела. Беспредела в уже принятом нами смысле слова. Ведь Сенат Рима, римские олигархи действуют самым естественным для себя образом – увеличивают свое собственное богатство и могущество за счет разорения низшего класса. Но именно разорение римских землевладельцев, опять-таки естественным образом, приводит к ослаблению коллективного могущества римской аристократии перед лицом внешних врагов – эквов, вольсков, вейентов и т. д. Иначе говоря, уже на этом этапе римский патрициат почти спилил тот самый сук, на котором сидел.
Дошло до того, что Кезон Фабий, да-да, тот самый, бывший когда-то обвинителем Спурия Кассия, став консулом в 479 г. до н. э., начал призывать Сенат к исполнению аграрного закона, предложенного его казненным предшественником. Вот как сильно припекло!
В таком вот режиме более или менее горячей гражданской войны проходит еще пара десятилетий, пока Сенат, наконец, не соглашается на создание гражданского уложения, где были бы урегулированы все спорные вопросы между народом и Сенатом Рима. В Грецию было отправлено посольство с поручением привезти оттуда Солонов и другие греческие законы. И вот, после его возвращения были выбраны децемвиры на 451 г. до н. э. – десять особо доверенных граждан от плебса и от патрициев, заменяющих в этом году всю высшую государственную власть и уполномоченных на составление гражданского уложения Республики.
Сказать по правде, насчет вхождения плебеев в состав децемвирата я погорячился. Ибо это была только теория. В действительности же, как писал Теодор Моммзен, «несмотря на то, что было дозволено выбирать и плебеев, оказались выбранными исключительно патриции – так сильна была в то время аристократия»68.
Как же так получилось, что при явном количественном большинстве плебса в состав децемвирата были избраны исключительно патриции? Может быть, они пользовались всеобщим уважением, их любили? В общем-то, нет. Это были десятилетия бунтов и общей ненависти между плебейской и патрицианской партиями. Так в чем же секрет?
А дело было все в том, что в Римской Республике уже тогда были весьма развиты институты народовластия. И, соответственно, технологии манипулирования результатами выборов. Послушаем Теодора Моммзена!
«Как хитро велись интриги, всего лучше видно из того, что уже в 322 г. [432 г. до н. э.] было признано необходимым издать особый закон против злоупотреблений на выборах,
Теодор Моммзен. История Рима Т. I, С. 231.