Призрак и сабля. Олег Говда
о том, что Ребекке не приходиться стыдится и всего остального тела, особенно той части, которая по капризу природы, расположена сзади и чуть пониже спины… Ну, господин казак понимает, о чем я намекаю?.. Да?
– Не надо меня величать выше чести, дядька Ицхак, – потупился парень, понимая, что без веской причины, неприятных объяснений избежать не удастся. – Я всего лишь новик, и казаком называться не заслужил пока.
– Ой, я вас умоляю, пан Куница, – с завидной небрежностью отмахнулся тот. – Сегодня новик, завтра – казак. А если послезавтра ваши же товарищи вас атаманом называть станут, или каким-нибудь сотником нарекут? Как тогда прикажете моей бедной голове запомнить все эти войсковые премудрости? Лучше не делайте мне умное лицо и не увиливайте от ответа…
– Дядька Ицхак, вот хоть побожится, – вздохнул удрученно Тарас. Переговорить шинкаря, не прибегая к откровенной грубости, до сих пор не удавалось никому. – Мы с Ребеккой всего лишь заплутали в лесу, а потом – и вовсе потеряли друг друга из виду… Я так и не смог ее найти. Ночь же, темно…
– Кто б сомневался, пан Куница, – опять затарахтел шинкарь. – Я давно подозревал, что если пригожую девицу раздеть догола, то в лесу станет гораздо светлее. Тем более – ночью. Вот только мне бы не хотелось, чтобы вместо факела использовали мою такую наивную и доверчивую девочку. Да и будущему зятю такая бесцеремонность в обращении с Ребеккой вряд ли придется по душе. А ведь шила в мешке не спрячешь, можете мне поверить, господин казак. Особенно, если, после ваших совместных увеселений, мамочке Циле придется расшивать все новые платья нашей дочери. Из-за стремительно полнеющей девичьей талии…
– Дядька Ицхак, – в третий раз попытался урезонить не на шутку разошедшегося корчмаря Тарас. – Я же готов хоть завтра жениться. Но вы сами возражаете против нашей с Ривкой свадьбы.
– А с чего мне быть согласным, пан Куница? – всплеснул ладонями тот. – Что у вас есть за душой, извините, кроме отцовской сабли, разваливающейся хаты, полтора морга земли и всеми уважаемой старенькой бабушки Аглаи? Молчите? То-то же! Зато я вам скажу то, о чем вы сами, по молодости лет, еще ни разу не задумались… Моя маленькая Ривка и все ее будущие детки, захотят кушать. А они – поверьте на слово старому еврею – имеют такую ужасную привычку с малолетства… Так чем же вы, господин казак, собираетесь их накормить? Неужто опять бедному и больному Ицхаку придется вынимать последнюю крошку изо рта у своей и так почти что нищенствующей семьи? Вижу, вам уже самому стало грустно?
– Умерла бабушка, – тихо промолвил Тарас.
– Значит, пан Куница стал еще беднее? – произнес впопыхах Ицхак, но сразу же опомнился. – Азохен вей! Это ужасное известие! Как жаль… Мои соболезнования, господин казак. Аглая Лукинична была такая достойная женщина. О, Ицхак помнит, что однажды приполз сюда за травами, когда ни теща, ни тетя Соня не смогли излечить мой прострел. И чтобы вы думали – помогло!.. Я еще три дня стонал, чтобы все оставили меня в покое, но спина уже