Арабская дочь. Таня Валько
начала по стаканчику домашнего пальмового вина. – Абла дает баночки из-под горчицы, наполненные до краев мутной жидкостью. – Очень вкусное, мой отец сам делал.
Женщины осторожно пробуют напиток, а потом, удивленные его освежающим вкусом, выпивают почти одним глотком.
– Осторожно, вино все-таки с градусами, – предостерегает их Анум, который словно вырастает из-под земли. – Я ими займусь, а вы спокойно готовьтесь к празднику, – говорит он хозяевам.
Пока приглашенным показывали ребенка, прошло два часа, уже было хорошо за полдень. Гости надеются, что церемонию, возможно, сократят: все уже хотят есть, пить и танцевать. На площадке расставлены разного размера бубны, и музыканты слегка постукивают по ним пальцами. Наконец нового жителя деревушки выносят на всеобщее обозрение.
– Говори всегда на воду – вода! Говори всегда на алкоголь – алкоголь! – Пожилой мужчина обмакивает палец в этих жидкостях и касается губ ребенка.
– Что?! – Малика хохочет, зажимая рукой рот.
– Тихо, черт возьми! – Анум больно стискивает ей руку. – Это значит: будь человеком искренним и правдивым!
– Ага. – Женщина с трудом сдерживает смех.
По завершении обряда церемониймейстер приносит символическую жертву в честь духов предков – выливает на землю алкоголь – и просит их любви и покровительства для ребенка. Имя малышу дано, и теперь начинается настоящий праздник. Все пьют и едят сколько влезет, и никто ни на кого не обращает внимания. Анум занялся пивом, которое, к слову, имеет отменный вкус. Малика пьет вино, но потом, желая поддержать честь арабской семьи, переключается на колу.
Когда начались танцы, все участники праздника уже крепко навеселе. На землю опустились сумерки.
– Пора собираться. – Хадиджа и мать со спящей Дарьей на руках, а также испачкавшаяся и вспотевшая Марыся стоят перед веселой Маликой.
– Как это? Да вы с ума сошли! Хотите испортить мне праздник?! – Нетвердо стоящая на ногах Малика хватает сестру за руку. – Я совершенно не согласна! Я никуда не поеду!
– Так останься, если тебя это так развлекает, – отвечает мать, подбирая подходящие выражения.
– Как вы себе это представляете? Вы думаете сами отсюда выбираться? Это же африканская глушь.
– Я внимательно осматривала окрестности, когда мы сюда ехали, даже на том участке, где гравий, заметила фонари. Кроме того, к этой деревушке ведет единственная дорога, так что заблудиться невозможно, – говорит Хадиджа.
– Лучше, чтобы девочки не видели таких развлечений, – добавляет мать, поджимая губы, и быстро поворачивается к дочери спиной.
– C’est la vie! – Малика смотрит мутным взглядом на удаляющуюся семью.
Затем она снимает блузку, бросает ее на деревянную лавку и в одном только кружевном лифчике вскакивает на настил для танцующих.
Плотная толпа движется в ритме тамтамов, будто в трансе. Анум остался только в обтягивающих темно-синих джинсах, его кожа цвета красного дерева