О верности крыс. Роман в портретах. Мария Капшина
он просто первый раз, вот и расслабился раньше, чем надо! – вступилась Кейя. – Но ведь здорово всё сделал! Ведь правда? Четверых ведь! Ну скажи?
– Принят, – кивнула Кхад. – Разбирайся с этими и идём отмечать.
Воробей повернулся к «этим». Мальчишка был порогов на восемь старше него, коротко стриженый – едва до середины ушей тёмные волосы, скорей ошарашенный, чем напуганный. А старик…
– Ай, Кхад! А я его видел – деда, он фокусник, на рынке вчера был! – возбуждённо обернулся он, сверкая глазами. – Он так жонглировал здорово!..
Кхад молчала, задумчиво глядя куда-то на тёмные доски балконного дна на соседнем доме. Воробей замялся, перевёл глаза на деда, на Кхад, на деда, обратно…
– Давай его оставим? – выпалил он наконец.
Кхад лениво оглядела старика. Он стоял неподвижно, и выражение лица было точно у статуй раннеимперской поры: непроницаемая тень улыбки в морщинах у глаз.
– Зачем? – спросила Кхад.
– Ну… Он жонглировать будет…
– Птах, ты думаешь, что в цирк попал? – искоса усмехнулась ведьма. – Бегом давай: слишком мы тут застоялись!
– А какая разница? – заговорила Кейя. – Пусть он сначала представление покажет – вот и отпразднуем, что Воробья приняли…
Нейтрального тона у неё тоже не получилось: девчонке немногим меньше Воробья хотелось поглядеть представление. Кхад выдержала паузу в пару секунд.
– Идём.
Воробей едва удержался от того, чтобы подпрыгнуть, Кейя заулыбалась, и даже записной флегматик Нейех позволил себе немного размять мышцы лица.
– Шонека отпустите, – вдруг сказал старик.
Все пятеро, включая Шонека, уставились на него с немалым удивлением.
– Вам не будет никакого вреда: разве станет стража слушать простого мальчишку? Нет нужды… – лицо старика дёрнулось: от левого виска и до угла рта, – его убивать. Отпусти его… – попросил он, обращаясь к Кхад.
– Не вижу причин, – отозвалась она.
– Нет причин его убивать!
– Нет причин его не убить, – поправила Кхад, шагая к ходу на пустырь и открывая дверь.
Дома были почти все. Только неразлучные Умник, Трепло и Синий куда-то запропастились, а все остальные новость о празднике восприняли с восторгом. (Сияющая Кейя не забыла напомнить, что праздник – в честь Воробья, нового кхади). Жонглёр в факельном свете смотрелся весьма эффектно: зрители глазели, раскрыв рты. И сам старик, увлёкшись привычным делом, ожил, улыбнулся, бросил шутку-другую – пока не наткнулся взглядом на край стола: Кейя забралась туда с ногами, растрёпанная и счастливая, одной рукой в такт летающим мячикам похлопывая по крышке стола рядом с собой, а другой, с ножом, надёжно прихватив за стоячий воротник Шонека. По другую сторону мальчишки стоял Нейех, самую малость менее невозмутимый, чем обычно. Воробей забыл обо всём, хохоча от восторга на лавке чуть впереди. Шонек сидел бледней плаща Тиарсе и вздрагивал каждый раз, когда нож Кейи напоминающе касался шеи.