Забытые сказы оренбургских и уральских казаков. Александр Чиненков
последней зловещей фразы, прозвучавшей в голове девушки, зеркальце снова засияло ядовито-зелёным сиянием, которое густым облаком выбралось наружу и стало обволакивать Варвару. Так же, как и в прошлый раз, она закрыла глаза и, погрузившись в забытьё, понесла зеркальце на двор Обуховых…
Варвара не заметила, как очутилась около своего двора. Остановившись в недоумении у калитки, она не сразу поняла, что наступило утро. В курятнике кукарекали петухи, в стойле мычали недоенные коровы, и солнце уже вот-вот готово было показаться из-за деревьев.
Девушка вдруг услышала доносившиеся со двора голоса. Тогда она привстала на цыпочки и увидела соседей. Матвей Лыков и Борис Обухов расположились на крыльце и оживлённо разговаривали с её отцом, который слушал их с пасмурным видом.
– Шла ведьма по моему двору и зелёным огнём светилась вся, – рассказывал Лыков, жестикулируя. – Шла и не шла вроде как, а по воздуху летела. Она к супружнице моей подошла и в зеркальце поглядеться велела. Ну моя зыркнула, и ведьма прочь со двора ушла. Я-то в конюшню побёг, а там жеребята дохлые. А вонища от них… Будто ужо десяток дней гниют, так вот!
Немного помолчав, Матвей закрыл лицо ладонями и всхлипнул.
– А Дуняша моя помирает, – продолжил он. – Вы же знаете, какая она была здоровущая? Хоть свиней об неё бей. Толщиною в два обхвата, а сейчас… Всего две недели минуло, как она в зеркальце ведьмино глянулась, и вот… Я фельдшера из станицы привозил. Он оглядел её, ощупал и сказал, что Дуняша моя больше не жилец на свете белом. Дескать, внутренности у неё ни к чертям не годные! Дышит жинка моя еле-еле, а из титек жидкость кровавая сочится. Слыхано ли дело, она так отощала, что за коромыслом спрятаться могёт!
– Верно говорит сосед: с Сатаною спуталась дочка твоя, Митрофан, – поддержал Матвея Борис Обухов. – Нынче ночью на моём дворе эдакая же чертовщина творилась. Ко мне тоже ведьма заявилась. Собака так скулила и выла, что волосы на башке моей дыбом встали. Я взял ружьё и на двор выбег, а там… – он с трудом сглотнул слюну и продолжил: – А там дочка твоя разгуливает, Митрофан. У Матвея вон в сорочке ночной была, а ко мне и вовсе нагишом припёрлась. Вся светом зелёным сияет и по двору летает, ногами земли не касаясь. Моя Аграфена на крыльцо выперлась, а ведьма к ней и зеркальце в мурло суёт, глядеться в него велит. Аграфенушка глядь в зеркальце то, и всё… Вон на кровати бревном лежит и в потолок глядит не моргая. Я по ведьме-то с ружья пальнул, а ей хоть бы хрен. И ухом не повела, гадюка. Глаза закрытые, волос на башке растрёпан… От меня она на кладбище, в лес подалась. А я Груньку в избу потащил, будто куклу деревянную.
Митрофан в глубокой задумчивости поскрёб затылок.
– А вы не обмишулились, соседи? – спросил он недоверчиво. – Ведьма та точно в облике дочки моей была?
– Вот тебе крест святой! – как по команде закрестились разом оба казака.
– Я засомлевался было изначально и сразу к тебе не пошёл, – сказал возбуждённо Матвей. – Напраслину на Варвару твою возводить опасался. А вот нынче