Днепр – солдатская река. Сергей Михеенков
руки из карманов и послушно лёг на влажный песок.
Глядя на него, быстро улёгся на землю и его напарник.
Воронцов вначале подобрал свой свёрток. Прихватил и нож фиксатого и тут же с силой отшвырнул его в сторону реки. Пожилой лежал не шелохнувшись. Воронцов подошёл к нему и похлопал по карманам.
– Пусто, кум, – услышал наконец Воронцов его хрипатый голос. – Пусто.
– Лечь на спину! – скомандовал Воронцов.
– Я тебе, начальник, не Зойка штатная, – снова засипел тот, ощерив изъеденные чифирём чёрные зубы, и попытался усмехнуться. Но усмешка у него получилась жалкая, хотя и наглая.
Воронцов ворохнул его ногой и тут же отступил на шаг.
– Второй раз говорить не буду.
– Смотри, кум, стрельнешь, патруль прибежит. Как оправдаешься?
– Выстрел в упор не слышен и за десять шагов. И пальто у тебя подходящее. Материя плотная, дорогая, должно быть. Звук погасит надёжно.
– Понял-понял, начальник. Я пошутил.
Пожилой отвалился на спину, и Воронцов увидел присыпанный песком ТТ. Он бросил в воду и его.
– Сосок, или как тебя там, у тебя какой размер сапог?
– Ты что задумал? – завертел спиной фиксатый.
– Ну?
– Сорок третий.
– Вот и хорошо. Значит, меняемся. Снимай поживей.
Конечно, раздевать, а вернее, разувать пленного – дело последнее. Но Воронцов понял, что в сапогах, выданных ему госпитальным завхозом, он не дойдёт ни до почты, ни, тем более, до госпиталя. Когда-то эта пара солдатских кирзачей, возможно, и соответствовала сорок третьему размеру, но с тех пор, хорошенько послужив своему хозяину в дождь и снег, сапоги усохли, мысы курносо задрались вверх, сплюснулись и упорно не желали распрямляться, съёжившись таким образом размера на полтора.
– Ты что, боец? Желаешь разуть советского человека? Какой же ты после этого солдат?
– Снимай-снимай, советский человек… Я таких советских впереди себя в атаку гнал под автоматом.
– Зачем? – испуганно поинтересовался фиксатый.
– Смерть отпугивал. И от них, и от себя.
– А, понятно. Значит ты, начальник, фраерок битый. Штрафными, что ль, командовал?
Они обменялась вначале правыми сапогами, потом левыми.
– Ну что, в самый раз? Или жмут? А то давай заберу, а ты себе другие найдёшь.
– Ничего, сойдут, – смирившись с потерей, с готовностью согласился фиксатый. Перспектива возвращаться в город босиком его явно не радовала.
– Досчитайте до тысячи и вставайте. – Воронцов оттянул затвор «вальтера»: патрон лежал в стволе. – Не вздумайте встать раньше времени.
– Что ж ты, фраерок, на фронте сапогами приличными не разжился? А? Говоришь, командиром был. Вроде не самый последний начальник, а без сапог.
– А ты почему не на фронте? Ты, с такой харей! Почему? – И Воронцов одним прыжком подскочил к фиксатому и ударил ногой в подреберье.
Фиксатый скорчился от боли, выплюнул кровавый сгусток.
– Ты