Ссан-ПИВОБУРГ. Анатолий Шерстобитов
в «какавонию», «оборотный капитал» в «обормотный», «гардероб» в «гардегроб», «сиюминутный» в «суюминутный»… Не-ет, ты без корректора и шага не ступай в своих эпистоляриях, конфузиться будешь без конца, тебя юмористы цитировать начнут, как экс-премьера Черномырдина.
– Вот ведь досада какая, – потер озадаченно шею американец.
– А чего бы ты хотел, сам ведь о тончайших градациях говорил. Вот возьмем слово сугубо вроде техническое, «обсерватория», а всмотришься под определенным ракурсом – целый рассказ пошлейший из сокращений «обсер-ват-ори-я»..
– Ничего не понял, – страдальчески сморщился Джон.
– А-аа, и не надо, это все для тебя временно и вторично, – махнул рукой Ванек.
На небольшую сцену кафе вышел местный бард Леня Полумакарий, страстный поклонник битлов, он стал исполнять одну из их песен, с вольным переводом.
– Мне бы девушку синюю, синюю, – заизвивался Полумакарий, – чтобы косы свисали до пят, чтобы шея была лебединая, да побольше повиливал зад… – Позади барда создавался динамичный фон, выскочили три голых девки и стали торопливо одеваться. Это был фирменный стиль кафе, созданный по многочисленным заявкам мужиков, кому осточертели бесконечные задницы и вымя, какие вываливались изо всех немыслимых щелей. Данная категория зрителей ненавидела стриптиз и получала искреннее удовольствие от обратного хода, когда баба быстро одевалась, маскировала осточертевшие, неуместные вне постели прелести. Мужики шумели, делая ставки на ту, кто оденется быстрее. Полумакарий пытался перекрыть шум повышением визга исполнения.
– Но досталась мне доля немалая, – вопил он, – я женился как раз на такой, жизнь прошла, словно лошадь усталая, и легли мы с тобой на покой… – Зрители зашумели совсем громко, фаворитка не оправдала ряд ставок, у нее перекрутился лифчик, и груди выпадали из-под этой веревки. Все презрительно отвернулись от сцены, и Полумакарий запел в относительной тишине.
– Вот лежим мы с тобой в тесном гробике, ты спиною прижалась ко мне, череп твой аккуратно обглоданный, улыбается ласково мне… – Полумакарий онанистически затеребил гриф, извлекая нужную пронзительность из струны, полузавалился в глубоком приседе на спину, изобразив логотип рок-музыканта, и завизжал совсем хрипло.
– Разобрать бы тот гробик по досочкам, чтоб на воле побегать чуток… – Но снова выскочили антистриптизерши, и слова барда погрязли в новой волне шума.
– И впрямь, – сказал советник, – культура ваша речь постоянно балансирует между общепринятым и запретным, меняешь одна буква, всего одна и такая переполюсовка. Вот слово «попа» – приличное, а «жопа» – уже непечатное. Слушай, Иван, я собираю коллекция фольклора…
– Да наслышан чуток, частушки, что ли, интересуют? Есть у меня товарищ, мечта у него светлая, оперу из похабных частушек, прибауток, афоризмов сочиняет. Видится ему этакий цирковой балаган умных скоморохов, сильных и ловких шутов-акробатов,