Сны Бога. Мистическая драма. Мария Мелех
ночью, когда ты не сможешь контролировать защиту. Ты уже ничего не помнишь. Ты забыла, как мы играли и ловили звезды в свои карманы. Ты умудрилась растерять силу, твои глаза закрылись, и теперь ты даже не понимаешь, откуда вдруг берутся эти далекие образы и стремления в твоем сознании…
– Николас! Ты уже здесь?!
Изумление в женском голосе вонзается ножом в солнечное сплетение и проворачивает дыру через грудь до горла. Все-таки я был прав насчет дурацких замыслов древних архитекторов: две кошки прокрались сюда из будущего марта, а я даже не заметил. Хорошо, что они стоят за моей спиной – выражение лица сейчас у меня, видимо, презабавнейшее.
– А вы что так рано, дорогуши?
Обе в купальниках и парео, будто мы в Сан-Тропе.
– Вам не холодно было идти сюда в таких нарядах, девочки?
Они хихикнули, как заводные куклы одной фабричной партии.
– Ну, присоединяйтесь, – я обреченно вздыхаю, сопроводив это широкой улыбкой. Из-за нее они все равно ничего не заметят.
Пэм не надо было долго упрашивать – возможно, она просто хотела размять свое натренированное тело в воде. Я не упускаю возможности обогатить опыт художника, и пристально разглядываю ее, пока она спускается ко мне: это тем более интересно, что я помню каждую ее родинку и шероховатость. Она, конечно, изменилась. Больше нет той юношеской тонкости, хотя и тогда ее ладный шведский скелет обещал быть весьма удобным для продолжения рода. Оказывается, прежней осталась только привычная джинсовая униформа, а под ней спрятаны от любопытных глаз зрелые материнские бедра. Да и грудь явно потревожена алчным ртом неизвестного мне младенца.
Это заметно не только мне. Вот и Дорис не сразу окунулась в воду, изящно прогулявшись вокруг бассейна, демонстрируя оттененное солярием молодое стройное тело. Да и затем, войдя в голубую прохладу, не забыла картинно, в лучших традициях дешевых студий Голливуда, пригладить волосы, очертив крепкий череп пловчихи. Я решаюсь включиться в сет, нарушив зыбкое равновесие, которое до сих пор поддерживалось лишь моим благородным молчанием. То, что я делаю – не по-джентльменски, но я уже знаю наперед, чем закончу сегодняшний вечер. Маленькая мышка по имени Пэм может и потерпеть: я выведу ее из лабиринта, и дам-таки лакомый кусочек сыра. Нет, я подарю ей гораздо больше – его тонкий аромат. И тогда она сможет делать с ним все, что захочет.
– Пэм, – ласково спрашиваю я ее, как старую знакомую, – у тебя ведь есть дети?
– Да, – шелестит она, словно стесняясь своей жизни, – дочь. Ей тринадцать.
И сползает еще ниже, тщетно пытаясь укрыть грудь в прозрачной воде.
– Ох, слава Богу… А то я уж подумал… – я подмигиваю ей, и она растерянно улыбается, распавшись на атомы от моих бесконечных опытов и химических реакций.
– А расскажите, как вы познакомились? – щебечет Дорис, подплывая близко… Слишком